И в колкой снежной пыли,
С командой вдруг удвоенной
Мыс Духов мы прошли.
Да, мы не раз встречали
На северных морях
Безмолвный призрак шхуны,
Всех китобоев страх.
Сквозь снеговое поле,
Открытое на миг,
Покойный Гендрик Гудсон
К норд-осту вел свой бриг.
Так нас Господни воды
Несли под рев небес,
Так много мы видали
Невиданных чудес
И мы домой вернулись,
Хоть с прибылью хоть нет —
Не жаль того, что в море
Унес наш пенный след.
Отдать скорее якорь!
А душу стыд грызёт.
Что груз наш очень беден,
Подарок дальних вод!
Швартуемсмя! Ах, дурни!
И ты, и я не прав, —
Ведь худшее мы взяли,
Все лучшее не взяв.
Побережьем — и морями — вокруг света нас несет,
Может не пойти торговля, ветер стихнуть на пути,
Галс меняем: стаксель, грот — и окончен поворот —
Это все, чтоб в Лондон грузы привезти
58. ГИМН МАК ЭНДРЮ
Повествование тут ведется от лица инженера — механика пароходной компании; он стоит ночную вахту на палубе, заглядывая через верхний иллюминатор в машинное отделение, и беседует с воображаемым собеседником, то ли с Богом, то ли с пароходной машиной.
О чем же говорит он? (прим. Р.Киплинга).
Господь, из тени смутных снов сей мир Ты произвел;
Все, зыбко всё, я признаю — но только не Котел!
От стана до маховика я вижу всего Тебя, Бог,
Лишь Ты назначенье храповика определить, к примеру, мог!
Джон Кальвин так бы мир творил — упорен, сух, суров;
И я, взяв сажи для чернил, 'Законы' писать готов.
Сегодня мне никак не уснуть — старые кости болят,
Всю ночь я нынче вахту стою — они со мной не спят.
Машины: девяносто дней — пыхтенье, шум и вой,
Сквозь Море мира Твоего скрипя, спешат домой.
Излишний скрип — ползунок ослаб — но ровен ход винта,
Уж тридцать тысяч миль — простим — такая маета.
То мрак, то — ясно, славный бриз — и мыс уже скрылся с глаз…
Три оборота Фергюсон добавил… Ух, сейчас…!
Да, Плимут рядом — мистрис там… Семьдесят — один — два — три!
Торопится к жене старик…. Да ты его не кори!
В любом порту любой квартал… Но женщин лучше нет,
Чем Эльзи Кемпбелл… Взял бы ты назад мои тридцать лет!
(Тогда горела 'Сара Сендз'). Пути предстояли нам,
От Мерихилл до Поллокшоу, с Паркхеда на Говам!
Сэр Кеннет ждет. Ох, груб мой шеф, — услышу от него:
'МакЭндрю, добрыдень! Пришел? Как днище, ничего?'
Профан в машинах — спору нет, но лучшей из мадер
Нальет — и с пэрами я пью, как лучший инженер.
А начинал с низов… был мал, и пар был невелик,
Разрывы паклей затыкал, я к этому привык.
Давленье только десять — Эх! Рукой готов зажать!
Ну, а сейчас пустить не грех и сто шестьдесят пять!
На пользу каждый агрегат — вес меньше — плавнее ход,
И вот все тридцать в час даем — (котлы не разнесёт
И ладно!)…. С паром по морям скитаюсь целый век,
Привык машине доверять… А как там человек?
Тот, кто зачел миль миллион, пути свои любя —
Четыре раза до Луны… А сколько до Тебя?
Кто ночи, дни в волнах тянул… Припомнить первый шквал?
Пнул шкипера (он пьян был в дым), так он в салон сбежал!
А в кочегарку иду, а том на дне три фута воды,
Лбом о заслонку хрякнулся — . Вон, до сих пор следы.
Следы! Есть шрамы пострашней — душа черным-черна,
Пускай в машинном всё окей — греховность-то вот она.
Грешу сорок четвертый год, мотаюсь по волнам,
А совесть стонет, как насос… Прости Ты скверным нам.
Тогда я на вахте, в час ночной уставил жадный взгляд
На баб, что жались за трубой… Покаюсь, виноват!
В портах я радостей искал, забыв сыновний долг:
Не ставь в вину мне, Господи, и рейд через Гонг-Конг!
Часы беспутства, дни греха молю, спиши зараз —
Грант Роуд, Реддик, Номер Пять, и ночи в Харриганз!
Но хуже всех — коронный грех — матерился я не шутя.
Двадцать четыре было мне. Не осуди дитя!
Я Тропик в первый раз увидал — жар, фрукты, свет небес,
