комнате, напоминающей адмиральскую каюту на старинном галеоне.
Пока вы любуетесь блестящими дубовыми столами, великолепной панельной обшивкой и гербовыми щитами над камином, в комнате появляется один из воспитанников школы. Дверь отворяется и впускает внутрь учтивого мальчика с тюдоровской шапочкой в руке. Он с улыбкой кланяется вам и начинает рассказывать громким, уверенным голосом: «Сэр Хамфри Четэм основал свой приют в 1656 году с целью содержания и обучения сотни мальчиков из бедных семей», ну и т. д.
Если вы поинтересуетесь, паренек охотно поведает, как он сам попал в школу. Он приехал, скажем, из Мосс-Сайда и, согласно древним правилам, должен был держать экзамен перед советом директоров. От него требовалось наизусть продекламировать «Отче наш», «Верую» и десять заповедей, а затем еще прочитать какой-нибудь отрывок из Библии. Без этого детей в школу не принимают.
Представление, будто все воспитанники Четэмского приюта — сироты, не соответствует истине. Здесь в основном учатся дети бедных, но достойных родителей.
— А чем ты будешь заниматься после окончания школы? — спрашиваю я.
— На Пасху я отправляюсь в государственное бюро по найму моряков в торговый флот.
— А скажи-ка, тебе нравится в школе? Ты здесь счастлив?
Мальчик снисходительно улыбается, и в его глазах явственно читается, каким же идиотом он вас считает! Ежедневно в просторной норманнской кухне Четэмского приюта кипит работа — повар готовит сотню обедов для воспитанников. Здешний очаг поражает воображение размерами: вы свободно могли бы въехать в него на автомобиле. А толщина стен местами достигает восьми футов! Когда-то это помещение служило приемным покоем старинного замка. Впоследствии здание превратилось в помещичий особняк и принадлежало семействам Греслетов и Делаварров — первых манчестерских землевладельцев.
Это чудо, что в городе, где практически отсутствуют исторические памятники, сохранилось подобное строение — по сути, родовое гнездо всего Манчестера. Да еще буквально в двух шагах от старой церкви! Я не могу припомнить, чтобы в каком-нибудь другом крупном городе Англии помещичий дом и церковь стояли вот так поблизости.
В обеденном зале — огромном помещении с деревянными стропилами и готическими окнами — рядами стоят до блеска отдраенные дубовые столы, за которыми едят воспитанники. Но главным украшением зала является камин, который мне представили как самое уютное место в городе (я уверен, что так оно и есть). Мой гид с гордостью продемонстрировал кресло, в котором, по слухам, сиживал сэр Уолтер Рэли, когда приезжал в Манчестер повидаться с доктором Ди, самым знаменитым предсказателем судьбы елизаветинской эпохи.
Я представляю себе эту картину, наверняка самую драматическую в истории Манчестера: Рэли взволнованно ждет ответа (еще бы, ведь на днях ему предстоит отправиться в великое плавание), а доктор напряженно вглядывается в свой магический кристалл. Хотел бы я знать, что ему там открылось? Увидел ли доктор Ди мрачные очертания лондонского Тауэра и плаху, которая ждет его клиента?
Здесь же стоит буфет, сделанный из столбиков кровати, на которой спал Красавец Принц Чарли в пору своего противостояния со вторым Георгом. А в личных покоях мистера У. С. Филдена, директора школы, можно увидеть стол, за которым Гай Фокс планировал свой пороховой заговор.
Вообще-то Манчестер не слишком богат на памятники. Поэтому мне особенно приятно было увидеть в галерее Четэмского приюта небольшой военный мемориал (интересно, много ли горожан знают о его существовании?) Между тем это лучший памятник такого рода, какой я встречал в Англии — а за время своих путешествий я их повидал немало.
Если вы попросите, библиотекарь покажет вам самую ценную книгу школьной библиотеки. Это знаменитая рукопись хроники Матвея Парижского, которая прежде хранилась в Вестминстерском аббатстве, но пропала в смутные годы разрушения монастырей. Несколько столетий назад некий манчестерский джентльмен подарил книгу библиотеке Четэмского приюта.
Мне рассказывали, что как только новый настоятель Вестминстера занял свой пост, он сразу же написал прочувствованное письмо в Манчестер с просьбой вернуть аббатству драгоценный манускрипт. (Увы, господин настоятель, боюсь, вы напрасно потратили свое время!)
С наступлением вечера воспитанники Четэмской школы поднимаются в три длинных дортуара, где под деревянной крышей стоят рядами сто детских кроватей. Здесь царит тишина и полумрак, и, наверное, мальчикам кажется, будто они засыпают в церкви.
Вокруг них на мили простирается современный город с его огромными магазинами и шумными улицами, но здесь, в самом сердце Манчестера, все осталось, как встарь. Ни за что не скажешь, что Ирк и Ирвелл уже не бегут меж зелеными берегами, а густой колокольный звон не плывет больше над заливными лугами.
Люди находят много способов запечатлеть свои имена для потомков. Истории известны сотни личностей, которые что-то сделали или что-то сказали и тем самым прославились. Но, думается, вот эта сотня маленьких кроваток, на протяжении столетий стоящих бок о бок в темных спальнях, служит самым лучшим свидетельством величия сэра Хамфри Четэма.
Прежде чем составить себе мнение о каком-то городе, требуется увидеть его в разных настроениях, познать все его контрасты…
Манчестер каждое утро просыпается в бодром настроении. Город напоминает мне мужчину, который поет во время утреннего бритья. Он (а я настаиваю на этом местоимении, ибо Манчестер видится мне даже более мужественным, чем Лондон) с завидным аппетитом набрасывается на каждый новый день, который предстоит прожить. Он, похоже, верит в то, что жизнь — стоящая штука, и призрак грядущих несчастий перед ним не маячит. По утрам толпы горожан заполняют улицы. Все куда-то спешат. Ворота фабрик, складов и банков поглощают тысячи работников. Помимо этого, поезда ежедневно доставляют в Манчестер множество иногородних гостей. Все они приезжают по делу — что-то купить или продать. И черный гигант безотказно поглощает массу народа, честно пытаясь удовлетворить их потребности. У кого-то все сложится, как надо, а кто-то уедет разочарованным — в конце концов это вопрос везения. Важно то, что город трудится от рассвета и до заката.
Это традиционный Манчестер — крупный индустриальный город, живущий кипучей, напряженной жизнью. Именно таким его знают во всем мире, и большинство людей даже не догадывается, что у Манчестера есть и другое лицо.
На Динсгейт можно видеть готическое здание, которое стоит немного под углом к дороге и вообще держится наособицу. Среди окружающих его магазинов и офисов оно выглядит скромным монахом, затесавшимся в праздничную толпу. В здании этом разместилась Библиотека Джона Райлендса, и я бы посоветовал заглянуть сюда каждому, кто любит неожиданности. Ибо то, что вы увидите в этих стенах, составляет разительный контраст привычному облику Манчестера. В то время, как на многие мили вокруг идет бесконечный торг — люди озабочены тем, чтобы удачно купить или продать, — здешние обитатели преследуют совсем иные цели.
Самое интересное, что данное заведение основала женщина, и в этом его уникальность. Насколько мне известно, это единственная в мире крупная библиотека, которая обязана своим появлением женской любви и преданности.
Как сказал доктор Фэйрберн из Оксфорда: «Библиотека эта по праву может считаться одним из бессмертных творений любви».
Джон Райлендс был удачливым манчестерским дельцом. Покинув сей мир, он оставил жену, обремененную огромным состоянием и горячим желанием увековечить память мужа. Мне представляется чрезвычайно интересным, как эта женщина воплощала в жизнь свою затею — как она составляла проект, консультировалась со специалистами, искала лучших архитекторов, как приобретала знаменитую коллекцию Спенсера (напомню, там лишь стартовая цена составляла четверть миллиона фунтов стерлингов!), как внимательно и заинтересованно следила за всеми деталями. Во всяком случае меня это интересует гораздо больше, нежели то, каким способом мистер Райлендс заработал свое состояние.
И сегодня, глядя на его постную пуританскую физиономию, я уверен: для Джона Райлендса оказалось бы настоящим шоком, узнай он, какое применение жена нашла его миллионам!
А между тем во всех крупнейших университетах мира название города Манчестер ассоциируется именно с этой библиотекой, а вовсе не с хлопчатобумажной промышленностью. В этом отношении