Белградом, которое должно было занять двенадцать дней. Кроме того, небо часто заволакивали огромные тучи, на реку низвергались настоящие ливни. Нередко берега скрывались в густом тумане. И тогда — никаких пейзажей. Пароходам, баржам и буксирам приходится останавливаться. Но бывший лоцман так хорошо знал все изгибы и повороты реки — а одному Богу известно, сколько их между Мохачем и Вуковаром, — что, не думая об отдыхе, смело продолжал плыть все дальше и дальше.

Больше всего его волновало то, что если господин Егер окажется на берегу, то не увидит Илью Круша, а Илья Круш не увидит господина Егера. Так было во время остановки около Мохача. Город, утонувший в клубах тумана, не позволял разглядеть даже шпили своих колоколен. Что до десяти тысяч жителей, то ни один из них так и не узнал, что эту ночь рыболов-герой провел у них в гостях. И когда на следующее утро он вновь отправился в путь, то увидел лишь аистов да стаи ворон, устремлявших свой полет в просветы между тучами.

Именно на этом отрезке пути плоскодонка прошла мимо Бездана. С середины реки можно было разглядеть только водяные мельницы, приводившиеся в движение течением реки, зато рыбацкий поселок Апатин предстал весь как на ладони. Это своего рода плавучая деревня, с центральной площадью, где на высокой мачте развевается национальный флаг, а вокруг в живописном беспорядке разбросаны сооружения самых разных форм, от хижины до шалаша, населенные целыми кланами рыбаков. Вполне вероятно, что Илья Круш впервые за время своего путешествия не сумел бы там продать свой улов — у этих ребят рыбы и так было больше чем достаточно.

В тот же день он оставил справа устье Дравы, одного из больших дунайских притоков, по которому ходят крупнотоннажные суда, а через день остановился у набережной Нойзаца на левом берегу, почти в том месте, где Дунай, резко поворачивая, меняет свое меридиональное направление, которого придерживается после Пешта, и устремляется на юго-восток, к Белграду[97]. Нойзац — это вольный город, где находится резиденция сербского епископа, викарного епископа[98] митрополии Карловце[99].

В этот день, 15 июня, исполнилось двадцать семь дней с тех пор, как господин Егер попрощался с Ильей Крушем при известных нам обстоятельствах. Белграда лодка должна была достичь к концу недели.

«Что ж, — спрашивал себя Илья Круш, — встречу я наконец господина Егера?.. Нойзац — большой город! К тому же между Веной и Нойзацем хорошее сообщение… У него могут быть здесь дела. Честное слово, никто не заметил, как я приплыл, мне нечего бояться, пойду и обойду пешком все кварталы… Бог даст, может, встретимся на берегу?»

Весь вечер Илья Круш бродил то отдаляясь, то приближаясь к лодке. Но прогулки ни к чему не привели, пришлось вернуться обратно, в пустую рубку.

«Подождем, — сказал он сам себе, — будем надеяться, завтра в Петервардейне мне повезет больше».

На Дунае есть несколько городов, причем довольно значительных, которые располагаются друг напротив друга, один на правом берегу, другой — на левом. Таковы Буда и Пешт, Нойзац и Петервардейн, Землин и Белград. Порой их разделяет сам Дунай, порой — один из его притоков.

Илье Крушу, дабы попасть из Нойзаца в Петервардейн, нужно было всего лишь сойти на набережную и пройти по наплавному мосту, который связывает эти два города.

С того места, где была оставлена лодка, он видел мощную и высокую крепость на речном мысу, господствующем над дунайскими водами. Петервардейн — столица Славонии, известной под именем Военная граница[100].

Едва солнце показалось над крышами Нойзаца, как Илья Круш уже ступил на набережную Петервардейна. Дунай он пересек на плоскодонке. Это казалось таким удобным: если он встретится с господином Егером, останется только пригласить его в лодку. Он даже не забрасывал удочку этим утром, настолько торопился найти своего дорогого компаньона.

Пусть придется все утро потратить на поиски, обойти квартал за кварталом, он все равно добьется своего.

Но все оказалось напрасным. Встретить господина Егера в городе со многими тысячами жителей можно лишь случайно, да и кто сказал, что он сейчас действительно находится в Петервардейне?

Около десяти часов Илья Круш зашел в кафе, чтобы немного передохнуть, и заказал себе бутылку превосходного карловицкого вина. Карловце — столица сербов, живущих под властью австрийцев. Город расположен всего в нескольких лье на запад от реки. Подкрепляясь одним из лучших вин этого региона, Илья Круш говорил про себя: «Если бы господин Егер был здесь, с каким удовольствием я предложил бы ему стаканчик доброго карловицкого!.. И он бы не отказался… чокнулся со мной, и мы бы выпили за здоровье друг друга!»

Так размышляя, опечаленный Илья Круш машинально бросил взгляд на газету. То была венгерская газета, и его внимание привлекла статья под заголовком «Где Лацко?».

«О! — подумал он. — Вот это интересно, я бы тоже не прочь узнать, где он, главарь контрабандистов, за которого меня приняли! И, честное слово, если его схватят, это еще раз докажет, что Илья Круш вовсе не Лацко!»

Правду сказать, в этом доказательстве уже не было никакой необходимости, личность лауреата «Дунайской удочки» была раз и навсегда установлена.

Статья не сообщала ничего определенного. После стычки между контрабандистами и отрядом полиции в предгорьях Малых Карпат о преступниках не было ни слуху ни духу. Возможно, их корабли продолжали спускаться по Дунаю, но досмотры, которым подвергались все суда, не давали результатов. Неуловимый Лацко, очевидно, изменил внешность и, используя то правый, то левый берег реки, наблюдал за транспортировкой контрабанды к Черному морю. Что до Карла Драгоша, шефа полиции, то о нем также не было никаких известий, и никто, за исключением, может быть, председателя Международной комиссии, получающего информацию из первых рук, не мог сказать, где он в настоящий момент находится.

Дочитав до этого места, Илья Круш внезапно вскочил. Через застекленную дверь кафе, выходившую на улицу, которая вела к набережной, он увидел человека, быстро направлявшегося к верхним кварталам Петервардейна. Ему показалось, что он узнал его.

— Это же он! Он! — вскричал Илья Круш и, поскольку уже заплатил за бутылку карловицкого вина, поспешно выбежал из кафе.

На улице было два или три прохожих, но ни одного, напоминавшего господина Егера. Впрочем, возможно, он свернул направо или налево.

«Я не мог обознаться», — повторял Илья Круш, идя наугад. Навести серьезные справки было не у кого. Да и кто в Петервардейне мог знать господина Егера, кроме него самого?

«Эх, незадача, — вздыхал рыболов. — Вместо того чтобы сидеть в кафе, надо было продолжать ходить по улицам, тогда я не пропустил бы его! Он заметил бы меня, подошел, и… мы снова пустились бы в плавание, уже без всяких задержек…»

Рыбак был вне себя от огорчения. Упустить такой случай! Такой редкий случай! Какова вероятность, что он снова найдет господина Егера? Что же предпринять? Остаться в Петервардейне? Отправиться в Нойзац? А вдруг он обознался? Нет, Илья Круш не допускал подобной мысли… Несомненно, он видел своего компаньона и потерял его след!

Без толку проблуждав целый час по кварталу, Илья Круш решил вернуться на берег и ждать в лодке. Если ему не удалось найти господина Егера, ладно, пусть господин Егер сам его найдет, результат будет таким же превосходным!.. Где бы ни был господин Егер, в Петервардейне или Нойзаце, он, несомненно, будет искать лодку, поэтому следовало не теряя ни секунды вернуться назад.

Общественность не проявляла к лауреату «Дунайской удочки» никакого интереса, и на этот раз он сожалел об этом. Шумная толпа привлекла бы внимание господина Егера. Но газеты с той надежностью информации, которая свойственна многим репортерам, сообщили, что Илья Круш уже миновал Белград, и все уже забыли о нем.

Напрасно Илья Круш ждал в лодке, напрасно после полудня снова пошел на поиски друга. Наступил вечер, а господин Егер так и не появился.

Еще одна тоскливая ночь для Ильи Круша! Но больше задерживаться нельзя. От Нойзаце до Белграда не так уж далеко, и разве господин Егер в своем письме не говорил, что, может быть, присоединится к