последствиях для Джона. Он был плохим учеником, и его держали только потому, что она привязана к нему.
– Не я придумала эту свадьбу, Джон. Разве ты не слышал, что я только что сказала епископу?
– Мне безразлично! Это ты во всем виновата. Ты всегда во всем виновата!
Джоанна пришла в недоумение.
– Тебе же так не нравится учиться. Почему ты боишься, что тебя выгонят из школы?
– Ты не понимаешь. – Он посмотрел мимо нее. – Ты никогда ничего не понимала.
Джоанна обернулась и увидала мальчиков из школы, стоявших группой. Один, показывая на них, что-то шептал другим. Раздался смех.
«Значит, они уже все знают», – подумала Джоанна. Конечно, Одо не станет щадить ее чувства. Она пожалела брата. Ему, должно быть, трудно из-за того, что придется из-за нее расстаться с друзьями. Он всегда был на их стороне, и Джоанна понимала почему. Джону больше всего хотелось быть принятым в их общество.
– Все будет хорошо, Джон, – ласково сказала она. – Теперь ты волен вернуться домой.
– Волен? – резко рассмеялся Джон. – Вольный, как монах!
– Что ты имеешь в виду?
– Мне придется отправиться в монастырь в Фульде! Отец сообщил свое решение епископу, когда мы прибыли сюда в первый раз. Если со школой ничего пе получится, меня должны отправить в монастырь Фульды.
Значит, вот почему недоволен Джон. Став монахом, он никогда не сможет покинуть монастырь. Теперь ему не быть воином, не служить в императорской армии, как он мечтал.
Брат с ненавистью смотрел на нее, губы его шевелились: он искал слова, которые выразили бы его чувства.
– Лучше бы… лучше бы тебя вообще не было на свеге! – И Джон убежал.
В полном отчаянии Джоанна направилась в Вилларис.
Джоанна сидела у ручья, где обнималась с Джеральдом лишь несколько недель тому назад. С тех пор прошла целая вечность. Она взглянула на солнце, до шести часов оставался час-другой. Завтра в это время она будет уже замужем за сыном коновала.
Если только…
Она обвела взглядом вершины деревьев на краю леса. Дорштадт окружал густой и большой лес. В таком лесу можно прятаться много дней. До возвращения Джеральда оставалось не более двух недель. Удастся ли ей прожить в лесу так долго?
Лес полон опасностей, там водятся дикие кабаны, зубры и… волки. Джоанна вспомнила, какой свирепой была мать Лука, когда бросалась на клетку, ее острые зубы, мерцающие в лунном свете.
«Возьму Лука с собой, – подумала она, – он будет защищать меня и поможет охотиться». Молодой волк был уже опытным охотником на кроликов и другую мелкую дичь.
«Джон, – подумала она. – Что же будет с Джоном?» Джоанна не могла убежать, не сообщив ему, где она.
Он может убежать со мной! Конечно! Это отличное решение проблемы. Они спрячутся в лесу и дождутся возвращения Джеральда. Джеральд все правильно рассудит, найдет выход не только для нее, но и для брата.
Ей надо связаться с Джоном. Они встретятся в лесу сегодня ночью, у него есть копье, лук со стрелами и меч.
План был отчаянный, но ничего иного не оставалось.
Дуоду она отыскала в дортуаре. Несмотря на свои десять лет, она была уже большой девочкой, хорошо развитой и очень похожей на свою сестру Гилзу. Девочка обрадовалась появлению Джоанны.
– Только что узнала! Ты завтра выходишь замуж!
– Нет, если удастся предотвратить это, – призналась Джоанна.
Дуода очень удивилась. Гилзе так хотелось замуж.
– Он что, старый? – Лицо ее исказил детский страх. – Беззубый! У него золотуха?
– Нет, – Джоанна невольно улыбнулась. – Говорят, что он молодой и миловидный.
– Так почему?…
– Некогда объяснять, Дуода. Хочу попросить тебя кое о чем. Ты умеешь хранить секреты?
– О да! – Дуода была заинтригована.
Джоанна достала листок свернутого пергамента.
– Это письмо для моего брата Джона. Передай ему. Я бы сама это сделала, но мне нужно примерить свадебное платье. Ты сделаешь это для меня?
Дуода смотрела на записку. Так же как мать и сестра, она была неграмотна.
– А что там написано?
– Не могу сказать, Дуода. Но это очень важно, очень.
– Тайная записка! – Лицо ее засветились от восторга.
– До школы всего две мили. Ты обернешься за час, если поспешишь.
Дуода схватила записку.
– Успею еще раньше!
Дуода побежала через главный двор, стараясь не столкнуться со слугами и мастеровыми, которых всегда было много во дворе в это время дня. Ей так нравилось это приключение! Она ощущала в руке прохладный гладкий пергамент, и ей ужасно хотелось знать, что там написано. Умение Джоанны читать и писать восхищало ее.
Такое таинственное приключение внесло оживление в монотонную жизнь в Вилларисе. Кроме того, ей хотелось помочь Джоанне, которая постоянно была мила с ней, не ленилась объяснять всякие интересные вещи, в отличие от мамы, вечно нетерпимой и сердитой.
Она почти добралась до ограды, когда услышала крик.
– Дуода!
Голос матери. Дуода шла, словно не слышала ее, но, когда она проходила через ворота, стражник преградил ей путь и заставил подождать.
Повернувшись, девочка увидела перед собой мать.
– Дуода! Куда ты направляешься?
– Никуда. – Дуода спрятала записку за спину. Ричилд заметила это.
– Что там у тебя?
– Н-ничего.
– Дай мне. – Ричилд повелительно протянула руку.
Дуода колебалась. Если отдать записку, то она выдаст секрет Джоанны. Если не послушаться…
Мать пристально смотрела на нее, черные глаза пылали гневом.
Взглянув на мать, Дуода поняла, что выбора у нее нет.
Ричилд настояла на том, чтобы последнюю ночь перед свадьбой Джоанна спала в маленькой теплой комнате, прилегающей к ее спальне. Такой привилегии удостаивались только больные дети или особо приближенные слуги. Это большая честь для невесты, сказала Ричилд, но Джоанна не сомневалась, что той просто хотелось держать ее под присмотром. Все равно, как только Ричилд заснет, Джоанна улизнет так же легко, как из дортуара.
Эрментруда, одна их служанок, вошла в маленькую комнату с деревянной чашкой, наполненной ароматным красным вином.
– От леди Ричилд, – сказала она. – Леди милостиво дарует.
– Не хочу, – отмахнулась Джоанна. От врага ей не надо никаких милостей.
– Но леди Ричилд велела проследить, чтобы вы все выпили, и только тогда унести чашку. – Эрментруда хотела все выполнить правильно, ей было всего двенадцать лет, и в услужение она попала недавно.
– Тогда выпей сама, – раздраженно ответила Джоанна. – Или вылей на землю. Ричилд никогда не узнает.
Эрментруда обрадовалась. Такая мысль не пришла ей в голову.
