накрыл ладонью ее грудь и поцеловал ее.

– Обещаю, мы тут недолго, потом назад в постель!

Она рассмеялась.

– Хорошо.

– Ты заказала ужин во Французском клубе?

– Разумеется. У нас еще много времени!

– Да, cherie.

На нем был элегантный плащ из плотной ткани, наброшенный поверх его летной формы. Перелет из Загроса получился нелегким, никто не отвечал на его частые радиовызовы, хотя эфир был переполнен возбужденными голосами, говорившими на фарси, которого он не понимал.

Он держался на предписанной правилами высоте и сделал стандартный заход на посадку в международном аэропорту Тегерана. По-прежнему никто не отвечал на его запросы по радио. «Колдун» был наполнен и показывал сильный боковой ветер. На площадке перед зданием вокзала стояли четыре огромных «боинга» вместе с несколькими другими лайнерами, от одного из которых остался лишь выгоревший остов. Он увидел, что на некоторые из них производилась посадка, самолеты были окружены слишком большим количеством людей – мужчин, женщин, детей, – никакого порядка не поддерживалось, передний и задний трапы в салон были опасно перегружены людьми, повсюду валялись брошенные чемоданы и сумки. Он не заметил ни полицейских, ни регулировщиков движения, как не было их и на другом конце терминала, где все подъездные дороги были запружены вплотную стоящими автомобилями. Все парковочное пространство было заполнено, тем не менее новые машины постоянно пытались пролезть на стоянку; боковые дорожки были забиты людьми с чемоданами.

Жан-Люк возблагодарил Бога за то, что был в вертолете, а не пришел сюда пешком, и без всяких затруднений приземлился на близлежащем летном поле Гелег-Морги, отогнал 206-й на ночь в ангар S-G и с помощью десятидолларовой купюры организовал себе немедленный переезд в город. Первую остановку он сделал в представительстве компании «Шлумбергер», где договорился о вылете в Загрос с их специалистами завтра на рассвете. Потом он поехал на квартиру к ней. Сайада была дома. Как всегда, первый раз после долгой разлуки был немедленным, полным нетерпения, грубости, эгоизма, и закончился обоюдным взрывом.

Он познакомился с ней на рождественской вечеринке в Тегеране год два месяца и три дня назад. Он отчетливо помнил тот вечер. В комнате было полно гостей, но, едва приехав, он увидел ее так, словно комната была пустой. Она была одна, с бокалом в руке, в белом облегающем платье.

– Vous parlez francais, madame?[47] — спросил он, ошеломленный ее красотой.

– Извините, мсье, всего несколько слов. Я бы предпочла английский.

– Тогда по-английски: я ужасно рад познакомиться с вами, но передо мной стоит дилемма.

– О? Какая же?

– Я хочу немедленно заняться с вами любовью. – А?

– Вы – воплощенная мечта… – По-французски это звучало бы гораздо лучше, ну да ладно, подумал он. – Я искал вас целую вечность, и мне просто необходимо заняться с вами любовью, вы так желанны.

– Но… но мой… вон там стоит мой муж. Я замужем.

– Это состояние, мадам, а не препятствие.

Она рассмеялась, и он понял, что она его. Еще всего одна деталь, и все будет просто идеально.

– Вы умеете готовить?

– Да, – ответила она с такой уверенностью, что он сразу понял, что готовит она великолепно, что в постели она божественна и что всему, чего она не умеет, он ее научит. Как ей повезло, что она меня встретила, радостно подумал он, и еще раз постучал в дверь.

Месяцы вместе пролетели как один миг. Ее муж редко приезжал в Тегеран. Он был банкиром в Бейруте, ливанцем французского происхождения, «и потому человеком цивилизованным, – заметил тогда Жан-Люк с полной уверенностью, – поэтому он, разумеется, одобрит нашу связь, cherie, если вдруг когда-нибудь о ней узнает. Он ведь довольно стар в сравнении с тобой, разумеется, он ее одобрит».

– Я в этом не так уверена, cheri, и ему всего пятьдесят, а тебе п…

– Подходит определение «божественный», – вставил он, приходя ей на помощь. – Как и тебе. – Для него это было правдой. Он никогда не встречал такой кожи, таких шелковистых волос, длинных ног и рук и волнообразной страсти, которая была даром небес. «Mon Dieu, – ахнул он однажды ночью, когда ее магия долго удерживала его на самом пике блаженства. – Я умираю в твоих объятиях». – Потом она поцеловала его, принесла ему горячее полотенце и снова скользнула под одеяло. Это было во время отпуска в Стамбуле осенью прошлого года, и бесконечная чувственность этого города окружала их обоих.

Для нее эта связь была увлекательной, но не из тех, что кладут конец всем другим связям. Она обсудила Жан-Люка со своим мужем ночью той рождественской вечеринки.

– А, – сказал он тогда, – так вот почему ты хотела с ним встретиться!

– Да. Он показался мне интересным. Даже хотя он и француз и, как все они, сосредоточен только на самом себе. Но он взволновал меня, да-да, взволновал.

– Что ж, ты пробудешь здесь, в Тегеране, два года. Я не могу проводить здесь больше нескольких дней в месяц – слишком опасно, – и было бы печально, если бы ты оставалась совсем одна каждую ночь. Не так ли?

– О, так ты даешь мне свое разрешение?

– Где его жена?

– Во Франции. Он работает два месяца в Иране, потом проводит один месяц с ней.

– Возможно, эта связь окажется очень хорошей идеей – хорошей для твоей души, для твоего тела и для нашей работы. Что еще более важно, это отвлечет внимание.

– Да, я тоже об этом подумала. Я сказала ему, что не говорю по-французски, и у него есть много преимуществ – он член Французского клуба!

– А! Тогда я согласен. Хорошо, Сайада. Скажи ему, что я банкир французского происхождения. Это отчасти правда, разве мой прапрадед не был пехотинцем в армии Наполеона во время его ближневосточной кампании, когда он стремился в сторону Индии? Скажи своему французу, что мы – ливанцы уже несколько поколений, а не просто несколько лет.

– Хорошо, ты, как всегда, мудр.

– Добейся, чтобы он сделал тебя членом Французского клуба. Это было бы идеально! Там сосредоточено много влияния. Каким-то образом этот «сердечный союз» между Ираном и Израилем должен быть разрушен, шаха каким-то образом необходимо обуздать, каким-то образом нам необходимо отделить Израиль от иранской нефти, иначе этот архидьявол Бегин почувствует искушение вторгнуться в Ливан, чтобы изгнать оттуда наших бойцов. С иранской нефтью ему это удастся, и это станет концом еще одной цивилизации. Я устал переезжать с места на место.

– Да-да, я согласна…

Сайада была очень горда. Столько достигнуто за год, поверить невозможно сколько! На следующей неделе лидера Ясира Арафата пригласили в Тегеран для триумфальной встречи с Хомейни в качестве благодарности за его помощь революции; экспорт нефти в Израиль прекратился, фанатичный противник Израиля Хомейни утвердился на вершине власти – а произраильский шах изгнан и предан позору, такой прогресс с тех пор, как она впервые встретила Жан-Люка. Невообразимый прогресс! И она знала, что помогала своему мужу, занимавшему высокий пост в ООП, действуя в качестве особого курьера для передачи посланий и кассет в Стамбул и из Стамбула, во Французский клуб в Тегеране и из него – о, сколько интриг потребовалось, чтобы убедить иракцев позволить Хомейни уехать и обрести безопасное убежище во Франции, где ему уже нельзя было затыкать рот, – во всевозможные другие места, куда меня сопровождал мой красивый любовник, и из них. О да, удовлетворенно подумала она, друзья и контакты Жан-Люка оказались очень полезными. Скоро настанет день, когда мы вернемся в Газу и вернем себе наши земли и дома, магазины и виноградники…