счастливой улыбкой. Я так рада, что отправила вас домой к папе и к нашим десяти тысячам акров – есть где разгуляться. И дедушка Старк рядышком: «Только не забудьте надеть сапоги от змей, слышите, вы там!» С этим своим очаровательным техасским выговором, таким грубоватым и одновременно мягким.

– Да здравствует Техас, – произнесла она вслух и рассмеялась сама себе, пока ее ловкие пальцы резали, давили, орудовали ложкой; время от времени она пробовала чили, добавляя еще немного соли или чеснока. В окно она видела, как Фредди Эйр прошел через небольшую площадь, чтобы подняться на их радиовышку. С ним был Павуд, их старший клерк. Он славный человек, подумала она. Нам повезло, что у нас такие преданные работники. Позади них ей была видна основная взлетно-посадочная полоса и большая часть базы. Ее территорию покрывал снег, полуденное небо было затянуто облаками, скрывавшими вершины гор. Несколько их пилотов и механиков рассеянно гоняли мяч, среди них она увидела Марка Дюбуа, который привез муллу назад из Бендер-Делама.

Больше здесь ничего не происходило, только обслуживание вертолетов, проверка запчастей, покраска – никаких полетов с воскресенья и нападения на базу. И бунта. В воскресенье вечером трех бунтовщиков, одного человека из летного состава и двух сержантов из танкового полка, судили военно-полевым судом и на рассвете расстреляли. Весь день вчера и сегодня на базе было тихо. Один раз, вчера, они увидели, как два истребителя взмыли в небо, но других полетов не было, что казалось странным, потому что база являлась учебной и полетов обычно происходило много. Все движение, казалось, замерло. Только несколько грузовиков, никаких танков и колонн или посетителей по эту сторону. Ночью слышалась какая-то стрельба, крики, но они скоро прекратились.

Она критически взглянула на себя в зеркало, висевшее на крюке над раковиной, заваленной грязными сковородками, тарелками, мерными ложками и чашками. Она повертела головой в одну сторону, потом в другую, придирчиво осмотрела свою фигуру, сколько могла ее видеть.

– Пока ты в порядке, милочка, – сказала она своему отражению, – но тебе все-таки придется оторвать задницу от стула и начать бегать, и отказаться от хлеба, чили, вина, тостадас, буритос, такос и пережаренной фасоли, и маминых блинчиков, капающих медом с собственных пасек, яичницы, и хрустящего поджаренного бекона, и всего жареного…

Ее отвлекло шкворчание в сотейнике, чили забулькало, разбрызгиваясь. Она чуть-чуть убавила газ, попробовала густеющее красноватое рагу, все еще огненно-острое, потому что стояло на плите недостаточно долго.

– Мама дорогая, – сказала она, причмокнув, – Конрой будет счастлив, как поросенок в луже. – На ее лицо легла тень. Был бы счастлив, подумала она, если бы был здесь. Ладно, ребятам точно понравится.

Мануэла принялась за посуду, но никак не могла прогнать из головы Бендер-Делам. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– О черт! Да возьми же ты себя в руки!

– Экстренная эвакуация!

Чуть слышный крик снаружи заставил ее вздрогнуть, и она выглянула в окно. Футбольный матч прекратился. Все игроки смотрели на Эйра, который сбегал вниз по наружным ступеням вышки, подзывая их к себе. Она видела, как они столпились вокруг него, потом заторопились каждый в свою сторону. Эйр направился к ее бунгало. Мануэла торопливо сняла передник, поправила волосы, смахнула слезы и встретила его на пороге.

– Что случилось, Фредди?

Эйр лучился от радости.

– Просто подумал, что стоит тебе сообщить. Их вышка только что дозвонилась до меня и распорядилась подготовить 212-й для немедленного вылета в Исфахан для экстренной эвакуации пострадавших – они получили разрешение от «Иран Ойл».

– А это не далековато?

– Да нет. Всего двести миль, пара часов лета; светлого времени хватит за глаза. Марк там заночует и вернется завтра. – Эйр снова улыбнулся. – Хорошо, что есть чем заняться. Любопытно, они специально попросили, чтобы полетел Марк.

– А почему он?

– Не знаю. Может потому, что он француз, а французы помогли Хомейни. Ладно, надо бежать. Чили у тебя пахнет великолепно. Марк уже расстроился, что его не попробует. – Эйр зашагал к своему офису, высокий и красивый.

Мануэла осталась стоять на пороге. Механики выкатывали 212-й из ангара; Марк Дюбуа, застегивая молнию на зимнем летном комбинезоне, весело помахал ей рукой, быстрым шагом направляясь к вертолету, чтобы понаблюдать за предполетной проверкой. В этот миг она увидела колонну из четырех автомобилей, приближавшихся к ним по дороге вдоль периметра базы. Фредди Эйр тоже их заметил. Нахмурившись, он вошел к себе в кабинет.

– Разрешение на полет готово, господин Павуд?

– Да, ваше превосходительство. – Павуд протянул ему бумагу.

Эйр не заметил, насколько тот напряжен, как не заметил и дрожи в руках иранца.

– Спасибо. Вам, наверное, лучше пойти со мной на тот случай, если там все говорят только на фарси.

– Но, ваше п…

– Пошли! – Застегнув летную куртку от холодного ветра, Эйр быстро вышел.

Павуд вытер вспотевшие ладони. Остальные иранцы смотрели на него, встревоженные не меньше, чем он.

– На все воля Бога, – произнес один из них, благословляя Аллаха, что Эйр выбрал Павуда, а не его.

У ангара продолжалась наземная проверка 212-го. Эйр подошел к вертолету как раз тогда, когда к нему подъехали машины. Улыбка сползла с его лица. Машины были набиты вооруженными людьми, «зелеными повязками»; они быстро развернулись в цепь вокруг вертолета. Он увидел среди них несколько иранских летчиков в форме.

Мулла Хусейн Ковисси выбрался с переднего сиденья головной машины: белоснежная чалма, новый темный халат, старые поношенные сапоги. На плече у него висел его АК-47. Он явно был у них главным. Другие открыли заднюю дверцу головной машины и выволокли из нее полковника Пешади, а за ним – его жену. Пешади обрушился на них с ругательствами и проклятиями, и они чуть-чуть отступили. Полковник одернул на себе шинель, поправил фуражку с галуном. Его жена была в добротном зимнем пальто и перчатках, в маленькой шапочке и с сумочкой на плече. Ее лицо было бледным и напряженным, но, как и ее муж, голову она держала высоко и гордо. Она наклонилась к машине, чтобы достать оттуда небольшую дорожную сумку, но один из «зеленых повязок» схватил сумку раньше нее и, после короткого колебания, протянул ее ей.

Эйр постарался, чтобы его лицо не выдало шока, который он испытал.

– Что происходит, сэр?

– Мы… нас отправляют в Исфахан под охраной! Под охраной! Моя база… мою базу предали, и она находится в руках мятежников! – Полковник не скрывал ярости на своем лице, когда круто повернулся к Хусейну и произнес на фарси: – Я повторяю, при чем здесь моя жена? А? – добавил он, переходя на крик. Один из нервничающих «зеленых повязок» ткнул его в спину автоматом. Не оборачиваясь, полковник резким движением отбросил автомат в сторону. – Сын шелудивой собаки!

– Прекратить! – крикнул Хусейн на фарси. – Это приказ из Исфахана. Я показал вам этот приказ. Согласно ему вы и ваша жена должны быть немедленно отправлены в…

– Приказ? Грязный клочок паршивой бумаги, на котором безграмотной рукой нацарапано что-то неразборчивое и стоит подпись аятоллы, о котором я раньше никогда не слышал?

Хусейн подошел к нему вплотную.

– Садитесь в вертолет, вы оба, – предупредил он, – или я прикажу затащить вас туда.

– Сразу же, как только машина будет готова! – Полковник с презрительной миной достал сигарету. – Дай мне прикурить, – приказал он стоявшему рядом иранцу, и, когда тот заколебался, рявкнул: – Ты что, оглох? Прикурить дай!

Человек криво ухмыльнулся и достал коробок спичек. Все вокруг одобрительно закивали, даже мулла,