достигнуть чего-то усилием воли, ты придаешь силы своему фальшивому «я»… Но когда воля поднимается вверх по лестнице внутренней свободы, ее деятельность все больше и больше сводится к тому, чтобы действовать в согласии и единстве с Богом, с потоком божественной благодати». Обычно мне приходится вставлять «Дух» там, где он пишет «Бог», — послед-

нее слово слишком нагружено обертонами мужского, патриархального и оценочного начала, слишком уж ассоциируется с самостоятельным существом или фигурой родителя, в то время как «Дух» ощущается как всеохватное Единство или Пустота, таящаяся за формой, и мне удается представить себе, как я проникаюсь ею. Но мне нравится, что Китинг делает акцент не на усилии, а на приятии, смирении, открытости, которая предполагает собственную активность. Он говорит: «Усилие уничтожает саму основу способности принимать, которая так необходима для созерцательной молитвы. Способность принять не означает отсутствие деятельности. Это деятельность, но не усилие в общепринятом смысле слова… Это всего лишь установка на ожидание Великой Тайны. Ты не знаешь, в чем она состоит, но когда твоя вера чиста, ты уже не хочешь этого знать». Такая «бездеятельная деятельность» — иллюстрация к тому, что я называю страстной безмятежностью. Кен напомнил мне, что даосы называют это же «вей-ву-вей», что буквально означает «действие без действия» и часто переводится как «усилие без усилий».

Китинг советует использовать «деятельную молитву», в которой от пяти до девяти согласных, — что-то наподобие мантры. Та, что мне нравится (в его списке ее нет), — «Прими Существование Духа». Я замечаю, что слово «приятие» меня поражает, пробуждает, удивляет всякий раз, потому что я слишком легко и слишком часто поддаюсь искушению совершать усилия. А это слово заставляет сделать паузу, и волна спокойствия и смирения накатывает на меня во время этих пауз. Я по-прежнему несколько раз на дню прибегаю к мантре «Ом мани падме хум» [мантра Ченрези, Будды сострадания], но это очень хорошо, что сейчас у меня есть мантра на английском, которая каждый раз поражает меня и пробуждает мое сознание. Я продолжаю носить деревянные четки из монастыря Сноумасс [133] на левом запястье, и каждый раз, когда они за что-нибудь цепляются (а это происходит довольно часто), стараюсь сделать паузу, осторожно отцепить их, отметить волну раздражения, если она возникает, и повторить про себя: «Прими Существование Духа». Так возникают моменты спокойствия и открытости, которые мне так нравятся.

За медитацией следует кофейная клизма — общая очистка организма, которая освобождает печень и желчный пузырь от накопленных токсинов и шлаков. Это элемент многих альтернативных способов лечения от рака, в том числе программы Герсона, — такие кофейные клизмы используются без всякого вреда вот уже больше ста лет. Я интуитивно понимаю, что мне они приносят пользу. Помню, как несколько лет назад мой онколог успешно запугал меня ими, несмотря даже на то, что они смягчали многие болезненные последствия химиотерапии. Он с яростной убежденностью доказывал, что эти клизмы нарушают баланс электролитов. Только позже я поняла, что он, скорее всего, не очень много о них знал, а если что-то подобное и можно доказать, то только на пациентах, которым делали такие клизмы по двадцать раз в день!

Клизма занимает примерно тридцать минут, и все это время я занимаюсь визуализацией, а в качестве фона ставлю кассету, где Гоенка читает буддийский канон на пали [134]. В зависимости от того, как в этот день идут дела, я могу заниматься прямой визуализацией, направленной на конкретную цель, — представляю себе, как опухоли растворяются, умирают, исчезают. Если же я чувствую потребность быть открытой, задавать вопросы и изучать, то завожу разговор с опухолями, задаю им вопросы, проверяю, хотят ли они сказать мне что-нибудь.

В первом случае я представляю себе, как энзимы атакуют опухоли (делаю это по порядку: начинаю с опухолей в мозге, а потом перехожу к большой опухоли в легких). Визуализирую, как опухоль благодаря энзимам размягчается, как только они проникают в кровь, и больше всего — с правой нижней стороны. Я представляю себе клетки, которые поглощаются энзимами, и одновременно создаю картину того, как моя иммунная система помогает убить эти ослабленные клетки. Я вижу эти клетки уничтоженными изнутри, вижу, как увеличивается посередине область черного цвета, как раздувшиеся участки вокруг опадают, а иногда я вижу, как опухоль сама собой распадается, когда все больше и больше клеток в центре исчезает.

Если я активно общаюсь с каждой опухолью — это совсем другое дело, и тогда у меня совсем другой настрой. Начинаю я с того, что проверяю, изменилось ли что-нибудь с прошлого раза. Потом могу спросить, хотят ли раковые опухоли что-нибудь мне сказать, например, подтвердить, что я поступаю правильно, или посоветовать что-нибудь другое. То, что я вижу или слышу, всегда одинаково позитивно, и я не уверена, отражает ли это какую-то объективную реальность, но, по крайней мере, это показатель того, что я чувствую надежду на каком-то более глубоком, бессознательном уровне. Опухоли говорят мне что-нибудь вроде: «Не волнуйся, все будет хорошо» или «Если появятся странные симптомы, не беспокойся — скоро все изменится, изменится форма опухолей и давление на разных участках, но это не имеет значения, так что не надо волноваться». Всего пару недель назад опухоль в мозге сказала слегка извиняющимся тоном, что она вовсе не хотела сделать мне плохо и уж тем более не хотела убивать меня, поэтому она рада, что я прибегла к энзимам, потому что так уж случилось, что радиации и химиотерапии она не может поддаться (и действительно, она оказалась устойчивой и к тому, и к другому), но ей кажется, что энзимы с ней справятся, так что, пожалуйста, дай шанс этой программе, хотя бы три месяца!

Опять-таки, я отношусь ко всему этому легко. Не знаю, есть ли хоть какая-то объективная истина в информации и советах, полученных мною этим путем, но я считаю, что это полезно — вступать в контакт со своим внутренним голосом, понимать то, что творится во мне подспудно, на уровне более глубоком, чем уровень обыденного сознания, поэтому я и обращаю внимание на советы, которые получаю этим путем. Много раз бывало так, что опухоли молчали или до них нельзя было достучаться. Я всегда прошу о помощи у Матери Марии или у маленького Горного Старца (он подозрительно похож на немецкую куклу, которую я, повинуясь порыву, купила в аэропорту, — у него большая седая борода, зеленая куртка из лодена[135], а на спине — рюкзак). В этом внутреннем путешествии они стали моими проводниками и неисчерпаемыми источниками комфорта и теплых чувств. Пускай в детстве мне не хватало фантазии, чтобы придумывать себе товарищей по играм, — сейчас я восполняю этот пробел!

После кофейной клизмы настает время для третьего приема энзимов (их надо принимать через час после еды, а не то они преспокойно начнут переваривать еду и не попадут в кровь). Я выхожу прогуляться с собаками, немного прибираюсь, а потом вдруг настает время обеда, который Кен стряпает на скорую руку. Меня удивила диета, которую назначил мне доктор Гонзалес. Она гораздо мягче, чем макробиотическая диета, на которой я сидела, и это настоящее облегчение, потому что я ждала, что диета окажется в чем-то еще более жесткой. Меня, исходя из анализа волос и крови, отнесли к умеренно вегетарианскому метаболическому типу, одному из десяти метаболических типов (программа Гонзалеса, особенно та ее часть, что связана с диетой, предполагает некоторые различия для каждого из них). Это означает, что мне хорошо подходят протеины растительного происхождения (я с 1972 года вегетарианка, но ем рыбу), но еще лучше — маложирные животные протеины (яйца, сыры, рыба, птичье мясо и время от времени красное мясо). Единственное, в чем я погрешила против этой программы (я сижу на ней двенадцать дней), — в том, что до сих пор у меня не получалось поесть красного мяса! Это серьезный барьер, который надо преодолеть. Мне и правда придется его съесть! Страшно интересно, каким оно окажется на вкус… и каково это будет снова пережевывать его во рту… ну и, естественно, мой отец, который разводит скот, будет рад этому неожиданному повороту!

Примерно на 60 % эта диета состоит из сырой пищи (я нашла, что это условие не из легких); она предполагает овощи как минимум четыре раза в день; почти каждый день — свежевыжатые овощные соки (кроме морковного, который не подходит для диабетиков); цельнозерновые; пять раз в неделю — смеси из четырнадцати злаков, яйца и сырно-молочные продукты (мой тип легко справляется с холестерином, но желтых сыров надо избегать), орехи и семечки, постное птичье мясо — два раза в неделю, постное красное мясо — раз в неделю. Помимо этого мне разрешается раз в день есть по фрукту, но когда мне вкалывают инсулин, то и этого нельзя. Нельзя употреблять алкоголь, особенно первые три месяца, хотя иногда выпить стаканчик вина все-таки можно. Аспартам вообще признан непригодным для человека, но сахарин в небольших количествах (я ведь диабетик, и мне запрещены в принципе допустимые фрукты и мед) вполне годится. Даже передать не могу, как меняет весь мой день одна-единственная порция сахарозаменителя…