Солнышко светит, птички порхают, играют дети, цветы срывают. Жизнь так прекрасна, полна богатства, никто не хочет с нею расстаться. Дорогой дальней, лесом, оврагом проходят люди усталым шагом. Все эти люди давно в дороге, устали спины, разбиты ноги. Свои пожитки несут с собою, бремя всей жизни, все прожитое. Плетутся рядом, держась за полы, дети, которых лишили школы. Спокойна местность, но знают люди что где-то битва, ревут орудья. Младших забрали в первом отборе, а кто постарше — в профилакторий. Тот, кто умеет, прочтет таблицу, ее воткнули прямо в пшеницу. И так спокойно, вдаль, друг за другом, они шагают лесом и лугом, в немом восторге глядят повсюду, как будто верят такому чуду, что тут на смену годам мученья придет к ним радость и возрожденье. Вдруг стали, смотрят застывшим взглядом над рощей пламя… Пахнуло смрадом. Окаменели… Что это, боже? Прошел от страха мороз по коже. Тут крикнул кто-то: «Стойте, ни шагу, людей сжигают здесь, как бумагу!»… Но подошел тут патруль солдатский и человек с ним в одежде штатской, с виду приятный, глядит не хмуро: «Верьте! Ведь мы же несем культуру. Людям, живущим в двадцатом веке, можно ль так думать о человеке? Можно ли бросить живых в могилу, употребляя так гнусно силу? Кто же поверит в такие басни? Вы оглянитесь, где тут опасность? Ручей струится, цветы сияют… Горят лохмотья, тряпки сжигают. А запах этот вам показался. Неужто кто-то тут испугался?» — Наш страх напрасный, — люди сказали, смерть ждет нас в тюрьмах или в подвале в камерах тесных, где мрак годами, на эшафоте, в угрюмой яме. Он прав, все это нам объясняя, картина смерти совсем другая.
