Мир пуст, а я одинок, свободен и мертв.
— К бою, – холодный голос штабного компьютера вернул меня к реальности.
Вокруг царила тьма. В плече остывала боль от укола, который меня разбудил. Сон длился почти девять часов.
Мышцы затекли, и при первом же движении я ощутил мучительную ломоту во всем теле. Пришлось замереть, ожидая, когда станет легче. Новый укол окончательно вернул меня в строй. Я закрыл глаза и полностью доверился «третьему глазу», стараясь пропитать сознание доступным ему пространством. Темнота обрабатывалась сложными фильтрами и предоставлялась мне в кастрированном, беззубом и безопасном виде. Все проверялось, подгонялось и сглаживалось и только потом транслировалось в мозг. Однако эти ухищрения удивительным образом не сужали восприятие, а, наоборот, расширяли его до пределов, недоступных обычным человеческим органам чувств.
Внимательно контролируя мою реакцию, «третий глаз» выбрал наилучший спектр пассивного восприятия. Применять любые сканирующие излучения после команды «к бою» и до команды «огонь» запрещалось, поэтому реальность вокруг меня полностью утратила краски и стала сиреневой, полупрозрачной и какой-то дряблой, словно черничное желе. Автоматически включился засадный режим. Я стал невидимым, неслышимым и совсем ничего не излучал. Как труп! Температура на поверхности скафандра в точности соответствовала температуре воздуха. Коэффициенты поглощения и отражения «Кольчуги» соответствовали таким же коэффициентам грунта. Единственное, что отделяло меня от окружающего праха, – это способность размышлять. «Интересно, откуда появятся „крупные наземные цели“? – думал я. – Телепортируются из параллельного пространства? Скорей всего, нет. Если бы они могли телепортироваться, то материализовались бы за нашими спинами и раскатали бы в лепешку штаб и основные позиции. Если бы враги могли совершать подобное, то они наверняка бы это уже сделали. Отсюда вывод: изменять точки доставки для них достаточно хлопотно. Следовательно, существует не так уж много районов концентрации ударных сил, откуда наползает на нашу планету всякая погань. Тогда почему мы, как дождевые черви, сидим по уши в земле, вместо того чтобы штурмовать опорные точки противника? Что мы ждем?»
Я начал мысленно составлять по этому поводу рапорт со своими соображениями, когда в поле зрения моего «третьего глаза» появился посторонний объект. Объект был малоразмерный и летающий, то есть меня его присутствие никоим образом не касалось. Ангел быстро исследовал цель и окрасил ее в нейтральный серый цвет.
Значит, это всего лишь птица. Наверное, голубь. Странно, я всегда думал, что по ночам голуби спят. Хотя во время войны и люди, и птицы меняют свои привычки.
Может быть, у голубя в парке, который еще вчера зеленел на этом месте, было гнездо с птенцами и сейчас он пытается отыскать свой дом и свою семью? У меня на глаза навернули слезы. С носа закапала соленая влага.
Настроение изменилось так быстро, что я не успел ни толком испугаться, ни оказать должного противодействия никчемным эмоциям. Я отложил карабин, поднял забрало «Кольчуги» и принялся тереть глаза тыльной стороной перчатки. Мне было очень грустно.
— Рядовой Ломакин, немедленно восстановите защиту, – громыхнул в ухе голос Леоненко.
— Там птенчики умерли, – всхлипнул я и, обессилев от горя, опустился на дно окопа.
Моя душа была переполнена жалостью к невинно убиенным живым существам. Я больше не хотел ни в кого стрелять, мне было глубоко противно оружие и любое военное снаряжение. Я ненавидел себя, «Кольчугу», карабин, гранаты и верховное главнокомандование, которое по своей идиотской прихоти заставляло меня убивать. Начальство я ненавидел настолько сильно, что готов был использовать против него «Кольчугу», карабин, гранаты, а также все, что только подвернется под руку.
— Какие птенчики? Вы с ума сошли! – капитан был потрясен до глубины души. – Немедленно прекратить истерику и восстановить защитный контур! Вы демаскируете передовую!
— Замочить на ночь в уксусе с водой пять-шесть голубей, – вклинился в разговор Ангел. – Поджарить и употребить с красным вином.
Краем глаза я заметил, как справа и слева от меня вдоль всей линии обороны поднялись из земли фигурки солдат. Они неуверенно топтались на месте и тянули вверх руки. Мне тоже захотелось присоединиться к ним и сделать все, чтобы эта ужасная бессмысленная война поскорее закончилась. Чтобы больше не гибли маленькие трогательные голубята. Нужно обязательно убедить Леоненко прекратить вооруженную борьбу, ибо все люди – братья.
— Капитан, давайте вместе восстановим чудесный зеленый парк, – предложил я. – Посадим деревья, проложим аллеи, сплетем гнезда и положим туда яйца.
— Что положим?
— Яйца… положим…
Леоненко нечленораздельно выругался, и мое плечо разодрала дикая боль. Я завертелся на месте. Огонь потек по жилам, добрался до сердца и взорвался, на секунду парализовав все мыслительные процессы. В голове прояснилось. Друзья и враги вернулись на свои законные места, однако боль покинула тело не сразу. Она уходила толчками в течение минуты.
— Внимание, противник применил психотронное оружие, – сообщил незнакомый мне голос. – Всем бойцам, которые не закрыты тактическими силовыми полями, немедленно доложить о самочувствии.
— Самочувствие хреновое, – послушно сообщил я и захлопнул лицевой щиток скафандра. – Что это была за инъекция?
— Представьтесь, – потребовал голос.
— Рядовой Ломакин. Солнечная Система.
На экранчике появилась лысая голова с маленькими колючими глазками, посаженными слишком близко к переносице. Как я успел прочитать, это был начальник противодействия. Чему именно он противодействовал, я прочитать не успел. Титул погас раньше, чем я полностью осознал его содержание. Впрочем, и так было понятно, что шишка знатная. Хотелось бы знать, кем он был до войны. Мне почему-то подумалось, что служил он на должности тихой, но авторитетной. Вроде директора зоопарка или заведующего домом культуры в преуспевающем райцентре.
— Антидот будет вводиться каждые пятнадцать минут, – сообщил начальник противодействия. – При первых признаках нервной неустойчивости немедленно информируйте непосредственного командира. Тогда спецсредство будет применено заранее. Система «Ангел» временно отключается, как не выдержавшая психотропную атаку. Кроме того, будьте осторожны со своими соседями. Пока в себя пришли только вы один.
От остальных докладов еще не поступило.
Меня передернуло. Каждые пятнадцать минут испытывать такую боль, которую я почувствовал только что?
Они там все с ума посходили! Ладно – один раз. Пока я не знал, что из себя представляет действие антидота, но сейчас-то я знаю. Пожалуй, лучше стать жалким хнычущим идиотом, чем сохранить рассудок такой ценой.
— Направление ожидаемой атаки изменено. – Лысая голова начальника противодействия затуманилась и завертелась на экране, в его голосе появились визгливые интонации. – Всем развернуться на сто восемьдесят градусов и немедленно открыть огонь!
Я развернулся. Приказ есть приказ, хотя и не понятно, почему его отдает не мой родной капитан Леоненко.
Не по уставу это. Не буду стрелять, пока не поступит подтверждение от капитана. Через телепатическую систему коммуникации я потребовал продублировать приказ об открытии огня по своим позициям. Мне никто не ответил, а между тем зеленые отметины на экране одна за другой меняли цвет, превращаясь в красные точки целеуказания. Слева и справа от меня полыхнули режущие глаз вспышки. Стреляли из карабинов. Били плазменными сгустками по скоплениям красных точек. На моем экране тоже появилось перекрестие прицела, и в мозгу настойчиво замигали пять пугающих букв: «Огонь». Мой карабин продолжал смотреть стволом в землю под ногами. Я не торопился исполнять дурацкий приказ. Пускай меня ждет трибунал или даже расстрел.
Я не хочу по чьей-то ошибке убить своего же товарища.