Басову...

— Александру Матвеевичу? — удивился Тверской.

— Да, он был у меня командиром учебного судна 'Верный'. Вы знакомы?

— Отличный офицер. Участник Порт Артура, орденоносец, — Тверской хотел сказать еще что-то, но посмотрел в светло-голубые глаза лейтенанта, покачал головой и лишь тихо вздохнул.

— Но и Александр Матвеевич оказался бессилен. Тогда он представил меня контр-адмиралу Бестужеву-Рюмину. Они вместе с Басовым воевали в Порт Артуре и вместе сопровождали корабли, которые вернули японцы после войны, с Дальнего Востока до Кольского полуострова.. (Тверской еще раз едва заметно вздохнул и, уже не спрашивая ни у кого разрешения, закурил, нервно сминая папиросу пальцами.) Его усилиями удалось получить разрешение, но средства... Знаете, я никогда и ни у кого ничего не просил. Мне было как-то неловко. Но люди относились к моей идее как-то... по благородному, что ли... И родная тетя моей невесты, не буду называть ее имени, но это весьма известная и очень обеспеченная дама, входящая в самые высшие круги общества, выделила мне средства на экспедицию! Представляете?!

— А взамен попросила передать весточку своему знакомому? — догадался ротмистр.

— Да, — кивнул лейтенант. — Мне это было совсем не трудно. После такого удивительного подарка я готов был сделать для нее куда больше! Я заехал к Джугашвили по дороге... Если б вы только знали, какие замечательные люди поехали со мной в экспедицию! Геологи, географы, ихтиологи... Это было чудесное время! Мы отплыли из устья реки Яна. Вы знаете, в тех местах все время стоит ужасная погода. Туманы такие, что я перестал удивляться, почему эта земля до сих пор не открыта. Отмели, песчаные косы. Я даже не знал, что раньше на месте моря Лаптевых была огромная равнина, и по ней бродили стада мамонтов, а потом все ушло под воду, но не глубоко... Это очень странное море. Более чем половина его не достигает и пятидесяти метров глубины. Было очень тяжело, но невероятно интересно. Мои товарищи сделали целую прорву интереснейших открытий... Но земли Санникова я тогда не нашел...

— И теперь возвращаетесь?

— Нет-нет, я остался — как же иначе?! Я решил добраться туда зимой. По льду.

Сидящие в купе вновь переглянулись. На этот раз в их глазах было куда больше, чем простая снисходительность.

— Мои спутники разъехались, а я... Я набрал проводников из местных охотников, купил собачьи упряжки... Вы знаете, это была очень тяжелая экспедиция...

— Представляю! — передернул плечами ротмистр. — Якутия... Бр–р-р!..

— Да... Даже огонь было развести невероятно тяжело. Аппаратура не работала на морозе. Даже невероятно выносливые якутские собаки дохли одна за другой. Одна из наших упряжек провалилась под лед, а другая пропала во время бури... Не знаю, как это могло произойти, но именно я, наименее сильный, и наименее приспособленный к этим условиям, вернулся назад... Я не знаю, как я дошел... Якуты посоветовали мне с головы до пят вымазаться жиром, может быть, это меня и спасло... Я отморозил ноги, и несколько пальцев пришлось ампутировать, но я все же дошел... Не знаю, почему мне так повезло...

— Ну, это легко понять, — улыбнулся ему священник. — Не горюйте, юноша, вы еще найдете свою землю...

— Я ее нашел, — просто сказал лейтенант. — Вы знаете, мне очень повезло...

Ротмистр закашлялся, подавившись папиросным дымом. Остальные были ошарашены не меньше, с изумлением глядя на удивительного соседа.

— Да, — подтвердил несколько смущенный их вниманием юноша. — У меня с собой карта, на которую я нанес ее координаты. Я очень хотел назвать ее 'землей Надежды', в честь... Но потом подумал, что таких названий много, а земля Санникова — одна. И смысл ведь в самом подарке, а не в его названии, правда?

— И что же это за земля такая? — спросил Кленов. — Остров? Там действительно живут эти... 'дикие люди'?

— Увы! — вздохнул лейтенант. — Уже не живут. Все оказалось проще и драматичней. Помните, я говорил вам, что начальник экспедиции Санникова господин Геденшторм разглядел в одной из скал ледяное нагромождение? Дело в том, что семьдесят процентов тех мест занято залежами так называемого 'ископаемого льда'. Этому льду десятки тысяч лет. 20, 40, даже 50 тысяч — вы можете себе представить?! Местные жители называют эти края 'едомой землей'. От слова 'есть', 'пожирать'. Я не знаю, что произошло — это еще предстоит выяснить ученым — но по какой-то причине, остров Санникова начал интенсивно разрушаться несколько лет назад. Сейчас эта земля исчезает так стремительно, что всего через несколько лет от нее может не остаться и следа.

— Это не так важно, молодой человек, — сказал Кленов. — Главное, что вы сдержали свое обещание, а то, что земля ничего не стоит...

— О, как вы ошибаетесь! — горячо воскликнул юноша. — Вы даже представить себе не можете, какие сокровища таит эта земля! Я нашел там остатки удивительнейших животных, растений, птиц... Они вмерзли в лед, десятки тысяч лет назад и сама природа сохранила их, законсервировав. Многих из этих животных я не только никогда не встречал даже в музеях и учебниках палеонтологии, но и представить не мог подобный переворот эволюции! Я набрал с собой образцы, но... все пропало на обратном пути. И сейчас очень, очень важно для науки, успеть вновь попасть на этот исчезающий остров. Это будет больше, чем сенсация! Это будет... прорыв!

— Что ж... можно вас поздравить, — уважительно поклонился ему ротмистр. — Господа, оказывается, мы имеем честь путешествовать с будущей знаменитостью. Первооткрывателем, и — не побоюсь этого слова — рыцарем!

— Вот видите, — повернулся к нему священник. — А вы говорите о гибели и мести. Вот она — жизнь. Любовь, как росток дерева, пробивается сквозь камни любых времен и невзгод...

— Ох, батюшка, батюшка, — начал было ротмистр, но в это время поезд так резко затормозил, что лейтенант едва удержался от падения, а в соседнем купе с полок посыпались чемоданы и свертки.

Ротмистр быстро поднялся, выглянул в окно, к чему-то пристально приглядываясь, и сказав:

— Пойду посмотрю, что там, — быстро вышел из купе.

Кленов, недобро прищурив глаза, смотрел ему вслед. Белобрысый Моня встал, и решительно направился вслед за Тверским.

Вагон возбужденно гудел, как растревоженный улей. Такие остановки посреди пути означали лишь одно… Священник поставил себе на колени большую холщевую сумку, и бережно обнял ее обеими руками. Первым в купе вернулся расстроенный Моня:

— Ушел! Не знаю как... Только был и...

— Растяпа! — презрительно бросил ему Кленов и, заметив появившегося вслед за Моней приземистого человека в кожанке, раздраженно приказал: — Мужчина в военной форме без знаков отличия. Лет 35 — 40. Стрижен наголо. Бывший офицер охранки. Найти во что бы то ни стало!

Человек в кожанке отдал кому-то в коридоре распоряжение.

— Где вас черти носили? — хмуро спросил его Кленов. — Я ждал вас куда раньше.

— Были проблемы, — сухо ответил 'кожаный'. — Пришлось прорываться с боем... Где?

Кленов молча кивнул на священника.

— Комиссар Гоцман, — небрежно бросил руку к козырьку фуражки 'кожаный'. — Прошу следовать за мной.

— Зачем? — удивился священник.

— Там все объяснят... Это кто? — кивнул 'кожаный' на лейтенанта.

— Это... так... не имеет отношения к делу, — нехотя выдавил Кленов.

— Вошел в купе вместе с попом?

— Вошел одновременно весь вагон. Это просто...

— Вы знаете приказ, товарищ Кленов, — решительно отрезал Гоцман. — Молодой человек, вам тоже придется пройти с нами.

Священника и лейтенанта вывели из поезда. Гоцман махнул рукой куда-то вдаль, паровоз засвистел и начал медленно набирать ход.

— Но как же? — слабо запротестовал священник. — А мы...

— Неважно, — холодно ответил комиссар. — Вам в другую сторону. Петренко, Плясунов — за мной,