«Давай, давай, — подбодрил я ее мысленно. — Лекции, притчи, проповеди... Нет ничего тоскливей ненужных лекций в неподходящее время. Нет, тетушка, ты хороший специалист в своей области, но людей ты знаешь хуже меня. Ей не нужен Бог и не нужна твоя Дорога Сновидений. Ей нужны Канары... Она хочет развлечений, а Спасителя зовет лишь утопающий... '
— 'Белые платочки', — с сарказмом кивнул я. — Видел я этих бабок в храмах. Не кусают только потому, что зубов нет, но засасывают — насмерть.
— Я их сама боюсь, — призналась Смерть. — Но кто не знает, что возле храмов больше всего отирается бесноватых, одержимых и чародеев? Эти бабки, сами себя назначившие 'старшими по алтарю', в истерике готовы разорвать любую, посмевшую войти без платка или в джинсах. 'Женская одежда'... В те времена мужчины ходили в хитонах. Без штанов! А эти гарпии отвращают от церкви больше прихожан, чем атеисты. Кто сказал, что эти старухи — пример христиан?! Да русские князья стакана воды не пили, не перекрестившись, а нынешние мужички кому подражают?! Православие — религия воинов и мудрецов.
— А если у меня и так все есть? И все добыл сам, своими руками? — спросил я.
— Значит ты — пешка в какой-то игре, — пожала плечами тетушка. — Играешь не ты, играют тебя. Впрочем, иногда Бог позволяет человеку отойти от Него, что бы человек почувствовал, как ему нужен Бог.
— Какая вера?! Какая религия?! В двадцать первом веке живем, — напомнил я. — Все давно изменилось...
— Конечно, все умные, одна я... по Дороге Сновидений погулять вышла... Раньше все было иначе, — сказала Смерть, и глаза ее словно вспыхнули изнутри зеленым светом. — Что бы добиться внимания женщин, надо было постараться... Очень постараться. Мужчины крепче были. А что давало им такой стержень? Догадайся с трех раз? И женщины отличали добро от зла, потому что мерили все самым верным мерилом на свете. Мужчина, не заступившийся за честь женщины, не мог больше бывать в обществе. В плен врагу не сдавались. Да даже если долг вовремя отдать не могли — стрелялись! А теперь что? Руками разводят: 'Если ты знал, что я такая скотина — зачем давал?' Мужчины... Какими вы были раньше... пропала правильная 'точка отсчета'. Одни 'общечеловеческие ценности' остались, простит за неприличное выражение…
— Не ворчи, как старики. Люди всегда были разными, — напомнил я. — И тогда, и сейчас.
— Да, только с годами этих 'разных' становилось все больше, а 'настоящих' все меньше. А ведь Россия была тогда надеждой всего мира, его последним оплотом...
— Это было наказание, — снова напомнил я. — 'Что имеем — не храним, потеряем — плачем'… Раз не сберегли, значит, было не так уж нужно..
— Наказание, — согласно кивнула она. — Но Бог даже наказывает с любовью, в вразумление, дьявол карает строго по закону, и только человек наказывает себе подобных и вне любви, и вне закона… Вместо 'эволюции' мы получили 'революцию'. Вместо 'дороги к Богу' — 'дорогу в светлое будущее'. Все перепуталось, все перемешалось, нет правильной точки отсчета. Многие вообще уверены, что высшая справедливость Бога — торжество дьявола.
— А разве нет?
— Не со злом бороться нужно, а добро умножать. Тогда для зла просто не останется места. 'Человеку разумному' давно пора эволюционировать в 'человека духовного'. Взять мерилом всего правильную точку отсчета...
— И это, разумеется, христианство? — 'понимающе' кивнул я.
— Смотри на результаты. Говорить все гаразды, но любое дело определяется по результату. Ни одна религия мира не дала столько прекрасных книг, картин, скульптур, музыки, как христианство. 'Дерево узнаете по плодам'. И еще одно обязательное условие... Только его нельзя украсть, заслужить, завоевать или вымолить... И это 'условие'…Любовь.
— Почему я не удивлен? — пожал я плечами. — Наверное, потому, что банальными истинами началось, банальными должно и закончиться. Её-то почему нельзя купить или украсть?
— Потому, что сердце женщины — это бастион. Бастионы по своей сути устроены так, что захватить их практически невозможно. Они могут сдаться только сами. Достойному противнику.
— Любовь, тетушка, это — сказка. Кто-то верит, кто-то — нет, но еще никто не отказывался послушать. Вот только, как правило, ничего хорошего из этого не выходит. Это ложная дорога, уводящая из реальности в… кого куда заведет.
— А кто ее достоин? Кто достоин настоящей, верной, истинной любви?
— Ну, если следовать твоей логике, то — какой-то сверхчеловек...
— Влюбленный. Он и так становиться сверхчеловеком. Даже ангелам это не под силу — у них нет пола. А женщина... Она создана не столько 'из Адама', сколько 'для Адама'. Это то, что ему не хватало даже в раю. Первая 'Галатея' первого 'Пигмилиона'. То, о чем он мечтал даже во сне.
— Сверхчеловек? — прищурился я. — Да самые большие подлости на земле совершаются как раз не во имя зла, а во имя любви, семьи, идеи, справедливости. А уж что твориться, что б осчастливить все человечество разом, делать всех 'сверхлюдьми'... 'как боги'… Вспомни ту же революцию.
— Влюбленный так не поступит. Он видит все в ином свете. Иначе.
— Поступит, — убежденно сказал я, невольно касаясь кончиками пальцев медальона на груди. — Поступит...
— Значит, он уничтожит свою любовь, потому что уничтожит себя этой подлостью. Он уже не будет достоин этой любви, измениться сам и изменит свою любовь. Она превратиться во что-то другое. В порок, в ненависть, в опустошенность... А бастион все равно не возьмет. Разве что обманет. Но не стоит обманывать женщин, дружок. Мы были и княгинями Ольгами, и императрицами Екатеринами... Нас веками пытались обмануть, обидеть, а потом сами плакали взахлеб... женщина — зеркало. Она только отражает благородство или подлость мужчины. Задача мужчины — быть Пигмелионом, лепить свою мечту. А если в этот момент 'созидания' женщины твой разум и твои чувства мучают какие-то кошмары — что получиться? В мужчине — только от Бога, в женщине — и от Бога, и от человека. Учти это.
— Бастион — выступающая настройка, укрепление пятиугольной формы, произошедшее от древних крепостей, именуемых по-гречески 'бастей', — зло сказал я., — что означает 'закрытые носилки'.
— Ты это к чему?
— Сердце никакого отношение к бастионам не имеет. Это мышечный насос, перекачивающий кровь, — мне начал надоедать этот разговор. — Не надо мне тут романтического тумана напускать. А что до религии, так на Востоке' есть поговорка: 'Спящего не буди, проснувшегося — накорми'. Не надо тащить к Богу того, кто еще не проснулся.
— А ведь когда 'проснуться' поймут, — предупредила она. — Поймут: кто — друг, кто — враг... И если любовь к женщине не чиста, если за ней стоит корысть или похоть, женщина превращается из кошки — в разъяренную львицу. Была такая древняя богиня в Египте — кошка Бастет, покровительница танцев и домашнего очага. Но если ее разозлить, она превращалась в свою вторую ипостась — львицу Сахмэт. И многие жалели об это превращении!..
— Кошки — это стильно, — саркастично улыбнулся я. — Но ты сама говорила, что кошки не умеют любить.
— Да, — как-то разом погрустнела она. — Любить умеет лишь человек. И Бог…
Я горделиво посмотрел на Ольгу — оценила ли она мою маленькую победу над тетушкой. Но та сидела, отрешенно глядя куда-то в сторону — ей было скучно. Ей не было дела до наших споров. Она холла танцевать и развлекаться.
— Иди в машину, малыш, — сказал я. — Сейчас я расплачусь, и мы поедем куда-нибудь, продолжать веселье…
Она с готовностью выпорхнула из-за стола, а я насмешливо посмотрел на тетушку:
— Обломалась? Это — 'поколение Пепси', а не первые христиане. Ты избрала не тот путь. Поздно. Опоздала, как минимум, на тысячу лет. Поговорку про бисер — помнишь?
— Любовь это всегда жертвенность, — покачала она головой. — И в любви не бывает победителей. Здесь либо все выигрывают, либо все проигрывают. Ты это просто забыл... А потому проиграешь.
— А мне не нужна жертвенность. Мне нужна победа. Я не люблю, именно поэтому и не поиграю.