Семь десятков сажен…
Вправо от фитиля из запального отверстия вытянулась длинная и тонкая огненная игла.
Полста…
Пищаль наконец-то оглушительно жахнула дымом и едва не оборвала руки, выплевывая вперед пучок из двенадцати свинцовых шариков диаметром с мизинец. На таком расстоянии они успели разлететься в конус не меньше сажени шириной. Промчавшись через дымное облако, Андрей увидел, как выплеснулся кровавый фонтанчик из головы одной лошади, появилась алая полоса на шее соседней, как у всадников на этих скакунах дрогнули халаты от свинцовых ударов по груди и животам, как пролетевшие между ними остальные картечины ровной прямой линией пропечатались на переносице, шее, груди, на голове татарина, шедшего во втором ряду, и шее его лошади.
В тот же миг оглушительно жахнули остальные пищали припозднившихся на секунду холопов — и оба передних ряда басурманского отряда закувыркались, изрешеченные смертоносным ливнем. Мгновение спустя о неожиданно возникшее препятствие начали спотыкаться крымчаки, несущиеся следом. Но не все — некоторые успевали перескочить сраженных подельников, посылая коней в последний рывок.
Отпустив пищаль, Андрей рванул из-за плеча бердыш, отмахнул им копье, направленное ему в грудь проносящимся слева татарином, попытался обратным движением перерубить ему лицо, но степняк прикрылся щитом. От пики того, что наскакивал справа, князь успел только загородиться широким лезвием. Но трехгранный наконечник клюнул вниз, уйдя глубоко под седло, в лицо брызнула кровь: верный Пахом, по-прежнему предпочитающий рогатину новомодным изобретениям, насадил разбойника на копье.
Лошадь ушла вниз, и князь, чтобы не быть придавленным, освободил ноги из стремян, качнулся сторону, кувыркнувшись прямо под копыта встречной лошади — но успел махнуть под округлые колени бердышом, и она споткнулась, пролетая дальше. Зверев вскочил буквально перед чьей-то мордой, рубанул, отскакивая, крутанулся в другую сторону, от души съездил проносящегося мимо татарина поперек спины, получил такой же хлесткий удар от кого-то еще — но кольчуга панцирного плетения выдержала.
Впереди открылся простор: татарская полусотня промчалась сквозь его отряд, из холопов дальше проскакали Пахом, Илья, Полель и Сергей, и теперь разворачивали коней для новой сшибки. Князь тоже развернулся.
На месте сшибки из-под самое меньшее трех десятков убитых и покалеченных коней кое-как пытались выбраться еще живые татары и рыжий холоп по кличке Карасик. Чуть дальше разворачивались степняки: их уцелело больше десятка. Пока они не успели вернуться, Зверев запрыгал по тушам, торопливо добивая шевелящихся людей в халатах. На мораль ему сейчас было наплевать: каждый враг, что вылезет, попытается убить или его, или его людей. А басурман против них шестерых и так слишком много. Но всех дорезать не успел — навстречу по поднялся могучий плечистый татарин с длинными усами, свисающими с уголков рта.
— Тварь! — вполне себе по-русски ругнулся басурманин, сверкнула направленная в бок сабля. Однако бердыш высотой в рост князя стал для вражеского клинка непреодолимым препятствием: держа оружие вертикально, Зверев быстро отвел его влево, останавливая вражеский взмах, чуть наклонил, быстро ударил подтоком вниз и вперед, дробя татарину щиколотку. Бедолага взвыл от боли, наклонился, подставляя беззащитную шею — и князь этого шанса, естественно, не упустил…
Мимо навстречу татарам промчались четверо холопов. Каждый — один против трех. И помочь им князь никак не мог — лошади без всадников бегали окрест, но пока поймаешь, пока вернешься. Оставалось только идти следом и надеяться, что хоть кто-то из степняков отвлечется от схватки на него. Однако татары были не дураки, знатного врага оставили на закуску.
— Ва, Аллах! — пробормотал татарин, успевший к подходу Андрея выбраться из-под своего коня только наполовину, и закрыл глаза.
— Спи с миром, — кивнул князь и вогнал острие бердыша в грудь.
Впереди, в полусотне метров, холопы отчаянно крутились, окруженные со всех сторон. И даже явное превосходство бердышей над саблями не могло уравнять их силы. Немощный, но опытный Пахом исхитрился свалить одного, потом почти сразу — другого татарина. Почти одновременно выпал из седла Сергей.
Татарин в мисюрке с беличьей опушкой признаков жизни не подавал, но замеченная под ним коробка побудила князя оттащить мертвеца в сторону, опустить руку между тушами: колчаны!!!
— Теперь живем! — расхохотался Зверев, выдергивая оружие, высыпая перед собой стрелы.
Он быстро нашарил в поясной сумке кольцо, Насадил на большой палец, повернул серебряный браслет на запястье выпуклостью внутрь и вскинул самое совершенное оружие из всего, что только успело придумать человечество.
Тын-н! Тын-н! Тын-н! Тын-н! — басовито запела тетива. Князь не стрелял уже больше года — но вбитые дядькой за много-много лет навыки въелись в плоть и кровь и уже не нуждались в постояных тренировках.
Первые четыре стрелы он выпустил в степняков, обращенных к нему спиной — и все четверо были пробиты почти насквозь в точности между лопаток. Остальные осознали опасность — но сделать хоть что- то уже не успевали. Пара повернули коней к нему — но не проскакали и десятка шагов. Один схватился за лук — и его, бросившего саблю, тут же срубил Илья. Очередная стрела пошла молодому, еще безусому татарину в грудь, и уже двое степняков остались против трех холопов.
Взмах бердыша — и остался всего один, повернул коня, дал шпоры.
Андрей не торопясь наложил на тетиву трехперую стрелу, выдохнул, поднимая лук, резко, изо всех сил натянул оружие, тут же отпустил палец. Легкий шелест — и беглец медленно откинулся на спину, раскинув руки.
— Высоко взял, княже, — укоризненно покачал головой Пахом. — Кабы пригнулся степняк, над головой бы прошла.
— Прости, дядька. Исправлюсь. — Князь с нежностью погладил лук. — Ты тоже хорош, совсем меня распустил. Уж забыл, когда упражнялся.
— С рязанской стены потренируешься.
— Ничего не понимаю, — подъехав к князю, спешился Илья. — Коли у них луки были, отчего стрелять по нам не стали? Выбили бы всех еще до залпа!
— Так они сюда не за славой или победами приходят, а за добычей, — Андрей присел, тщательно вытер бердыш о полу халата убитого татарина. — Нас было десять, их — полсотни. Живыми взять хотели. Вас — на продажу, меня — ради выкупа. Кто же знал, что у нас клыки в пять раз длиннее? Ладно, разговоры потом. Идите Карасика вытащите, да остальных наших соберите. Пахом! Пока верхом, коней лови, дядька. А то разбегутся.
Князь никуда не торопился. Он хорошо знал, что передовой дозор идет впереди армии примерно на день пути, а значит, сегодня основные силы врага их не нагонят. Посему холопы не спеша отловили бесхозных коней, обобрали мертвых татар, вытрясая из сумок жалкое серебро, увязывая в пучки сабли и копья, складывая в чересседельные сумки миски, ножи и пояса, собрали упряжь. Добыча вышла неплохой — двадцать коней, полсотни сабель, два десятка добротных луков с запасом стрел, три мешка прочего барахла, которое князь по обычаю отдал холопам.
Увы, за успех пришлось заплатить большую цену: трое погибших, у Карасика обнаружилась рваная рана вдоль всего бедра; найденный под конскими тушами Вторуша плохо дышал, не приходил в сознание и, возможно, имел серьезные внутренние повреждения. Проводник рязанский и вовсе пропал бесследно.
Привязав погибших и раненых на спины коней, навьючив скакунов добычей, поредевший отряд пошел вдоль Тысьи вверх по течению, незадолго до заката, когда она сузилась до пары саженей, переправился на другой берег, заночевал, с рассветом двинулся дальше, придерживаясь в отсутствие проводника плохо накатанного, но все же заметного тракта, и на четвертый день добрался-таки до садящейся в оборону Рязани. Теперь этот процесс был заметен очень даже хорошо: вокруг города стояло огромное количество телег, двухколесных возков, длинных кибиток и даже дровней; мычало, хрюкало, блеяло и ржало немыслимое количество скота; плакали малые дети, болтали малыши постарше, слонялись с места на место взрослые. Однако за стены кремля никого из пришельцев стража не пускала, и из безалаберной на вид толпы постоянно тянулся ручеек беженцев, уходящих вверх по реке. Куда шли, тоже было видно: за крепостью, на обширном наволоке между Трубежом и Окой многие тысячи черного