Элбелли нашел его в кузнице, где Бран качал мехи для Миккена.

— Мейстер зовет вас в башню, милорд принц. От короля прилетела птица.

— От Робба? — Бран, придя в волнение, не стал дожидаться Ходора и позволил Элбелли внести его наверх. Элбелли тоже здоровяк, хотя не такой большой, как Ходор, и далеко не такой сильный. Когда они добрались до комнат мейстера, он стал весь красный и запыхался. Рикон был уже тут, и оба Уолдера тоже.

Мейстер Лювин отпустил Элбелли и закрыл за ним дверь.

— Милорды, — сказал он торжественно, — мы получили известие от его величества, где есть и хорошие новости, и дурные. Он одержал великую победу на западе, разбив армию Ланнистеров в месте под названием Окскросс, и занял несколько замков. Он пишет нам из Эшмарка, бывшего поместья дома Марбрандов.

Рикон дернул мейстера за полу.

— Робб собирается домой?

— Боюсь, не теперь еще. Впереди у него новые сражения.

— Это он лорда Тайвина побил? — спросил Бран.

— Нет. Вражеским войском командовал сир Стаффорд Ланнистер. Он был убит в бою.

Бран никогда не слыхивал о сире Стаффорде Ланнистере и готов был согласиться с Уолдером Большим, когда тот сказал:

— Лорд Тайвин — единственный, кто чего-то стоит.

— Напиши Роббу, чтобы ехал домой, — сказал Рикон. — Волка пусть тоже привезет и отца с матерью. — Рикон знал, что лорд Эддард умер, но иногда забывал об этом… нарочно, как полагал Бран. Его брат очень упрям для четырехлетнего.

Бран порадовался победе Робба, но и обеспокоился тоже. Он помнил, что сказала Оша в тот день, когда Робб выступил с войском из Винтерфелла: «Он идет не в ту сторону».

— К сожалению, ни одна победа не обходится без потерь. — Мейстер Лювин повернулся к Уолдерам. — Милорды, ваш дядя Стеврон Фрей был в числе тех, кто расстался с жизнью при Окскроссе. Робб пишет, что он получил рану в бою. Ее не считали тяжелой, но через три дня сир Стеврон умер в своей палатке во время сна.

— Он был уже старый, — пожал плечами Уолдер Большой. — Шестьдесят пять, кажется, ему было. Слишком старый для сражений. Он всегда говорил, что устал.

— Устал ждать, когда дед умрет, вот что, — фыркнул Уолдер Малый. — Выходит, наследник теперь — сир Эммон?

— Не будь дураком, — сказал его кузен. — Сначала идут сыновья первого сына, а потом уж второй сын. Следующий в ряду — сир Риман, потом Эдвин, Уолдер Черный и Петир Прыщ. А после Эйегон и все его сыновья.

— Риман тоже старый. Ему уже за сорок как пить дать. И животом хворает. Думаешь, лордом будет он?

— Лордом буду я. Пусть и он побудет — мне все равно.

— Стыдитесь, милорды, — оборвал их мейстер Лювин. — Неужели вас не печалит кончина вашего дяди?

— Печалит, даже очень, — сказал Уолдер Малый. Но это была неправда. Брану стало тошно. «Их блюдо понравилось им больше, чем мне мое». Он попросил у мейстера разрешения уйти.

— Хорошо. — Мейстер позвонил. Ходор, должно быть, был занят на конюшне, и на зов пришла Оша. Она была сильнее Элбелли и без труда снесла Брана на руках вниз.

— Оша, — сказал Бран, когда они шли через двор, — ты знаешь дорогу на север? К Стене и… еще дальше?

— Дорогу найти нетрудно. Держи путь на Ледяного Дракона и на голубую звезду в глазу всадника. — Она прошла в дверь и стала подниматься по винтовой лестнице.

— И там все еще живут великаны и эти… Иные и Дети Леса?

— Великанов я видела сама, о Детях слыхала, а Белые Ходоки… зачем тебе знать?

— А трехглазую ворону ты не видела?

— Нет. Да не больно-то и хотелось, — засмеялась она. Оша открыла ногой дверь в спальню Брана и посадила его на подоконник, откуда он мог видеть двор.

Всего через несколько мгновений после ее ухода дверь открылась снова и вошел, незваный, Жойен Рид с сестрой Мирой.

— Вы слыхали про птицу? — спросил Бран. Жойен кивнул. — Это был не ужин, как ты говорил, а письмо от Робба, и мы его не ели, но…

— Зеленые сны порой принимают странную форму, — признал Жойен. — Не всегда легко понять правду, заключенную в них.

— Расскажи мне другой свой сон. О том плохом, что должно прийти в Винтерфелл.

— Так милорд принц теперь верит мне? И прислушивается к моим словам, какими бы странными они ему ни показались?

Бран кивнул.

— Сюда придет море.

— Море?!

— Мне снилось, что вокруг Винтерфелла плещется море. Черные волны били в ворота и башни, а потом соленая вода перехлестнула через стенку и заполнила замок. Во дворе плавали утопленники. Тогда, в Сероводье, я еще не знал их, но теперь знаю. Один — это Элбелли, стражник, который доложил о нас на пиру. Еще ваш септон и кузнец.

— Миккен? — Испуг Брана равнялся его недоумению. — Но ведь море в многих сотнях лиг от нас, а стены Витерфелла так высоки, что вода нипочем не поднимется до них, даже если бы оно и пришло.

— Глухой ночью соленое море перехлестнет через стену. Я видел раздутые тела утопленников.

— Надо им сказать. Элбелли и Миккену и септону Шейли. Сказать, чтобы остерегались воды.

— Это их не спасет, — сказал мальчик в зеленом. Мира, подойдя к окну, положила руку на плечо Брану.

— Они не поверят, Бран. Ты ведь тоже не верил.

Жойен сел на кровать.

— Теперь расскажи, что снится тебе.

Бран все еще боялся говорить об этом, но он поклялся, что будет доверять им, а Старк из Винтерфелла держит свои клятвы.

— Это другое. Есть волчьи сны и есть другие, гораздо хуже. Когда я волк, я бегаю, охочусь и убиваю белок. А в других является ворона и велит мне лететь. Иногда в этих снах я вижу еще дерево — оно зовет меня по имени, и я боюсь. Но хуже всего бывает, когда я падаю. — Он смотрел на двор, чувствуя себя несчастным. — Раньше я никогда не падал. Я лазал всюду, по крышам и по стенам, и кормил ворон в Горелой башне. Мать боялась, что я упаду, но я знал, что этого не случится. Только потом все-таки случилось, и теперь я все время падаю во сне.

Мира сжала его плечо.

— Это все?

— Кажется, да.

— Оборотень, — сказал Жойен Рид.

Бран уставился на него круглыми глазами.

— Что?

— Оборотень. Подменный. Бестия. Вот как тебя будут называть, если узнают про твои волчьи сны.

Эти имена напугали Брана заново.

— Кто будет называть?

— Твои же люди. От страха. Кое-кто даже возненавидит тебя и захочет убить.

Старая Нэн рассказывала про оборотней и подменных страшные вещи. В ее сказках они всегда были злыми.