окутывали звезд своим саваном, а подземные духи не сотрясали твердь... Умирая, он не завещал сокровищ никому из своих сыновей. «Я не хочу, – говорил Король, – чтобы сыновья мои стали рабами этих сокровищ. Владеть же ими может лишь тот, кто в молодости, подобно мне, отведал напитка власти – Эликсира Владения, ибо способность Владеть и Властвовать дается не каждому...»

С той поры Посвященные ищут Эликсир Владения, а непосвященные, один за другим, приходят сюда, чтобы навеки стать рабами сокровищ...

– Но... – ошеломленно произнес Адилхан. – Откуда ты все это знаешь, Пулат?

Гвардеец гордо выпрямился. Адилхану даже показалось, что он стал выше ростом.

– Ты ошибаешься, падишах Хоросана! – надменно сказал юноша. – Я не Пулат. Я – Медный Страж!

Адилхан отшатнулся. Перед ним стоял витязь в отливающих медью доспехах. Шлем и забрало скрывали его лицо. В руке он держал меч. Падишах схватился за саблю, но витязь не обратил на это внимания.

– Ктор, жрец Ассуры, – продолжал он, – сумел найти Эликсир. Он, как никто другой, был близок к тому, чтобы овладеть сокровищем власти. Поэтому я помогал тебе, падишах Хоросана. Ктор был опасен, ты – нет. Ты пришел сюда, чтобы стать одним из нас – рабов сокровища. Отныне ты – Медный Страж. Становись в строй!

И тут падишах увидел шествующую к нему через зал колонну закованных в латы воинов. Они несли ему медные доспехи...

В ходовой рубке межмирника «Леонид Кудрявцев» было, как всегда, тесно и накурено. Рубка служила, по совместительству, кают-компанией, камбузом, кубриком – одним словом, постоянным пристанищем для всей команды. Только у капитана и старпома были отдельные каюты, вернее спальные места, отгороженные фанерными щитами в трюме, такие тесные, что их можно было принять за ящики из-под телевизоров. Все остальное пространство на судне отводилось грузам. Капитан «Кудрявцева», человек, искалеченный квартирным вопросом еще в коммуналках тридцатых годов, не позволял тратить драгоценные багажные места для душевых, кухонь и прочих излишеств. Одно время он хотел упразднить и гальюн, но в конце концов вынужден был отказаться от этой идеи, так как бегать каждый раз на улицу было не всегда удобно, особенно при посещении миров с отрицательной силой тяжести или при температуре за бортом, близкой к абсолютному нулю.

Помимо капитана и старшего помощника – невольного героя этой повести, команда межмирника состояла еще из четырех человек: младшего помощника, исполнявшего обязанности суперкарго, двух мотористов и грузчика, к которому в часы такелажных авралов присоединялся весь остальной экипаж, до капитана включительно. Посторонние попадали на межмирник очень редко – капитан не терпел лишних людей на судне. Даже свою собственную, многократно проверенную команду он постоянно изводил производственными собраниями с неизменной повесткой: «Без кого из нас мы сможем обойтись?».

И все же сегодня в ходовой рубке «Леонида Кудрявцева» находился посторонний. Объяснялось это двумя причинами: во-первых, отсутствием на борту капитана – он вместе с суперкарго носился по Москве в поисках попутных грузов, а во-вторых тем, что старпом встретил своего старого знакомого. Когда-то в далеком порту «Н-ск – 2000» он познакомился с Серегой Стопарем. Тот был тогда одним из бригадников местного криминального авторитета Колупая и вел от его лица переговоры о возможности приобретения полиноида. За один экземпляр полиноида Колупай, по словам Стопаря, готов был отдать полмира. Старпома не интересовали колупаевские полмира, зато он был наслышан об имеющейся в «Н-ске – 2000» констракве – чудесном веществе, способном превращать глину в золото. Переговоры проходили весьма плодотворно, обе стороны темнили, как могли. Стопарь определенно обещал достать констракву (о которой впервые услышал от старпома), а старпом распространялся о чрезвычайной редкости полиноидов во Вселенной (хотя знал, что в Москве их продают оптом и на вес).

Отбывая из «Н-ска – 2000», старпом был преисполнен радужных надежд и далеко идущих планов, вплоть до покупки собственного межмирника, оборудованного под перевозку констраквы. Прибыв в Москву, он сейчас же договорился в одном из магазинов Second-Hand о приобретении подержанного полиноида. Оставалось незаметно пронести его на корабль и спрятать в своей каюте (все операции производились, разумеется, в тайне от капитана, так как старпом твердо решил открыть собственное дело и заранее боялся конкуренции).

И вдруг все рухнуло. Прогуливаясь сегодня по московским улицам от магазина к магазину, старпом вдруг повстречал в подземном переходе нищего, как две капли воды похожего на Серегу Стопаря. Нищий выпрашивал у прохожих трудовую медь, ссылаясь на то, что он инвалид какой-то неизвестной, но, по его словам, чрезвычайно кровопролитной битвы. Выглядел он так, будто вернулся прямо с Армагеддона. Старпом, однако, узнал его и привел с собой на межмирник, где велел накормить и выдать кое-что из одежды. Поступки старпома диктовались одними лишь филантропическими побуждениями, так как еще по дороге Стопарь без утайки рассказал ему всю правду. Известие о гибели Колупая и его мятежных бригадников, о страшном наступлении констраквы – словом, о полном крушении всякой надежды на прибыльную эксплуатацию порта «Н-ск – 2000» глубоко потрясло старпома.

«Это ужасно! – думал он. – Просто кровь стынет в жилах! За что такая страшная судьба? Зачем я внес деньги за полиноид?! ...»

Придя на межмирник, старпом с горя заперся у себя каюте. Он должен был обдумать создавшееся положение. Серега остался в рубке, где за миской каши и бутылкой пепси-колы поведал остальной команде о своей невероятной судьбе. Рассказ его был полон настоящего драматизма, напевен и страстен – видимо, Стопарь неплохо отрепетировал его, выступая в подземных переходах столицы. Вдобавок, перенесенные испытания и знакомство с московским андеграундом пробудили в нем доселе дремавшую духовную силу. Стопарь заговорил иносказательно, в глазах его, под обгорелыми бровями, засветилась святость страстотерпца. Те, кто знал Серегу раньше, определенно решили бы, что на него сошла благодать. Впрочем, это довольно часто случается с людьми в Москве, где, в отличие от остального отечества, всегда любили пророков, охотно их подкармливали и даже позволяли грубить царям.

– Светел был град мой, – рассказывал блаженный Стопарь, – тих и невинен, славен мужами праведными – Колупаем приснопамятным, Федулом-угодником... Благославенно было место сие! Воистину – вертоград просиянный! Я, грешный, на таких тачках ездил, какие вам и не снились! М-да... Но разверзлась тьма средь миров и из тьмы вышли демоны. Числом – трое, видом – ужасны и соблазнительны. И вострубил первый демон: "Я, в натуре, знаю, где в граде сем спрятан клад несметный! ". И восстал брат на брата, и сын на отца и этот... племянник на дядю. И пошли друг на друга ради клада сего... Тогда вострубил второй демон, и от трубного гласа его, силы охрененной, случились землетрясения по местам. И канула в бездну местность, называемая Промзона, а из бездны поднялись исчадия и двинулись на праведников, собравшихся в месте сем для молитвы. И сколько ни отстреливались праведники из автоматов и гранатометов, всех их поглотили исчадия. Одному мне, грешному, удалось спастись. И вот – вышел из бездны третий демон, видом – женщина, соблазна необыкновенного, ноги, талия, грудь – вы себе не представляете! Из глаз – зеленые молнии бьют, с пальцев – алые искры сыплются, земля под ногами дымится. Словом – диаволица. Пал я тогда на лицо свое и очи сомкнул, жду смерти, яко мученик. И вот слышу голос, точно с небес...

– Где старпом?

При звуках этого голоса, неожиданно раздавшего в рубке «Кудрявцева», вся команда вздрогнула и разом повернула головы. В дверях стояла княжна Ольга с аннигилятором,