– Разумеется, это не важно. Однако, когда уходишь на пенсию или просто отстраняешься от повседневных перестрелок, начинаешь думать о прошлом. Почему сделал то или это, лучше получилось или хуже. – Уолш выглянул в окно. – Видите, у озера? Лось. У меня их шесть. С Земли выписал. Страхолюдные, слов нет, и розы объедают. Надо бы застрелить хоть одного и пожарить, а?
Он поставил бокал, взглянул Вольфу прямо в глаза.
– Хотя Аурум и не потрудился обсудить этот вопрос со мной, я бы не возразил против его желания вас убить. Вы действительно смешали его карты.
– Человек, не способный удержать свою собственность, не достоин ею владеть, – сказал Вольф.
– Согласен. Безжалостность – условие существования моей организации, как, полагаю, и любого другого жизнеспособного организма. Тем не менее многие считают, что вы зашли слишком далеко.
– Мне ничто не препятствовало, – отвечал Вольф.
– Для уровня, с которого вы начали, это, вероятно, справедливо. Аурум, конечно, сдал за последнее время. Только не воображайте, что можно сделать это допущение в отношении кого-то еще.
– Вас, например.
– Меня, например. Я, может быть, стар, но я все еще слишком большая акула для таких, как ты, сынок. Помни, что старый гангстер – опытный гангстер.
– Я знаю, как опасно недооценивать противника, – сказал Вольф, – или без необходимости записывать кого-то в противники.
Уолш выждал мгновение, кивнул.
– Ты не глуп, – произнес он. – Погляди-ка на стены и скажи, что видишь.
Вольф встал, медленно обошел гостиную, разглядывая голограммы, старинные фотографии, газетные вырезки. Возле одной он остановился. Уолш, немногим моложе теперешнего, стоял на возвышении. Камера запечатлела улыбающиеся лица слушателей, было видно, что они аплодируют. Вольф заметил неизвестный символ на возвышении, пошел дальше.
Уолш терпеливо ждал, пока Джошуа вернется на место и отхлебнет арманьяка.
– Ну?
– Как вы сказали, я не глуп. У меня осталось два впечатления. Первое, и менее важное: вы начали давным-давно, и на планете Рогана практически все кормятся из ваших рук.
Уолш кивнул.
– Но, полагаю, вы хотели показать мне не это, – продолжал Вольф. – Думаю, основная мысль этой выставки такова: кто умеет ждать, к тому все приходит. Вид Эдмунда Уолша на разных стадиях жизни говорит мне, что стоит научиться терпению.
– Да. – Уолш снова кивнул. – Вы не глупы.
Вольф ждал продолжения, но Уолш молчал. Вольф допил арманьяк.
– И чего вы от меня хотите? – спросил он.
– Занимайся своим делом, – сказал Уолш. – Игорный бизнес всегда был моим слабым местом. Слишком уж в нем все неопределенно. На этом участке мне нужен надежный человек.
Теперь у тебя два клуба. Можешь взять себе кого хочешь из ребятишек Аурума. Но больше – ни-ни. Никаких газетных сенсаций. Все тебе будет в свое время.
И не так долго придется ждать.
Только не жадничай до поры.
Держись, а там, глядишь, тебя тоже будут звать на банкеты как стареющего филантропа с колоритным прошлым. Даже награждать правительственными титулами, которые не приносят ни шиша, зато внушают почтение. Начнешь дергаться, и… – Уолш не закончил фразы.
Вольф встал.
– Спасибо за урок, советник Уолш.
В его голосе почти не было иронии.
– Не нравится мне все это, – повторил Вольф. – На той фотографии рядом с Уолшем сидела Обин. Так что мы близко. Но если бы Обин… или Уолш… хотели бы заключить сделку, старик не стал бы кормить меня баснями, а предложил нечто конкретное. Он отлично знает, что гангстеры не верят в обещания.
Из этого я заключаю, что целью встречи было показать меня Обин. Теперь она планирует следующий шаг.
Подумайте, Афельстан! Она разрабатывает тактику, а мы ходим и разглядываем фотографии на стене! Это значит, она нас опередила!
На экране Афельстан и Кур заговорили разом, смолкли. Кур наклонила голову, уступая первенство Афельстану.
– Спасибо, – сказал тот. – Во-первых, выскажу подозрение, которое напрашивается само собой: вы пытаетесь хитростью разрушить наш план.
– Зачем?
– Возможно, почуяли Пра-Лумину, решили, что сумеете завладеть ею позже, если она не попадет к нам, поскольку в последнем случае вам ее не видать.
– Полный абсурд, – отрезал Вольф. – Для таких слов нет ни малейшего повода, кроме вашей собственной мнительности. Или мании преследования.
Афельстан покусал губы, взял себя в руки.
– Согласен. Временно беру назад свое замечание.
– Другая возможность, – вставила Кур. – Вы напуганы.
– Еще как! – кивнул Вольф. – Эта Обин пять лет владеет самой большой в мире лампой Аладдина, трет ее целыми днями, окружила себя армией джиннов. Она – умная, зацикленная на одной идее социопатка. Я здесь как на ладони, а вы там сидите на своем корабле и рассуждаете.
– Выбирайте слова, – сказала Кур.
– А что? Убьете меня? Чего, по-вашему, хочет Обин? Трахнуться со мной? – Вольф обернулся к Максу, Кристине и Люсьену. – Что вы думаете? Я просто струсил?
Макс не ответил.
– У меня мало данных для твердого заключения, – сказал Люсьен.
– Я отвечаю «нет», – сказала Кристина. – До сих пор Вольф не ошибался в своем анализе.
– Джошуа Вольф, – вставила Кур, – успокойтесь. Вы руководили агентами и знаете, как легко запаниковать за полшага от цели. Разве вы сами не приказывали им задержаться?
– Приказывал, – мрачно произнес Вольф. – Трижды. В двух случаях мои люди погибли. После этого я стал слушать, что мне говорят.
– Демократия состоит в ином, – твердо заявил Афельстан. – Существует, как правило, лишь один логически верный путь, и поскольку я выражаю мнение организации, то решаю, что мы будем держаться выбранного направления.
Цель все ближе. Отступить – значит потерять достигнутое.
Вольф посмотрел на экран.
– Сколько я обыгрывал таких, как вы, – промолвил он тихо, – кто думает, что, поставив на кон столько денег, что-нибудь обязательно да получишь.
– Вы недостаточно логично оцениваете ситуацию, – сказал Афельстан. – Продолжайте миссию.
