– Хорошо. Через несколько секунд приступим. Интересная задачка, — продолжал Брекмейкер. — Вы, мой друг, очень… сжились со своим лицом. Да, думаю, можно выразиться так.
Он говорил тоном человека, не привыкшего к возражениям.
– Будь у нас достаточно времени, мы сделали бы совершенно новое лицо, начиная с костей. Слепили бы этакого милого пупсика. Потом укоротили бы ноги примерно на дюйм, внесли бы химические изменения в пищеварительную систему, и через несколько месяцев у вас было бы тело под стать лицу. Розовое, жизнерадостное и толстое. Мне всегда хотелось сотворить что-нибудь подобное, — признался врач. — Увы, у меня, вернее у моих клиентов, не было времени. Да они и не понимали моей задумки. Да, все они утверждали, что хотят измениться, но как только доходило до дела… Можете говорить.
Вольф молчал.
– Поэтому, — продолжал Брекмейкер, выждав меньше секунды, — я всего лишь сделаю вас неузнаваемым для друзей и врагов. Во-первых, мы уберем шрамы и складки, особенно вот здесь, около рта. По счастью, это не ожоговый рубец, так что удалится легко. По ходу дела разгладим кожу на шее. Дальше я немного наращу скулы, сделаю их более выступающими. Выправлю нос. Похоже, его ломали, и не однажды?
– Три, может быть, четыре раза, — промычал Вольф.
– Короче, я стану вашим Понсе де Леоном.[2] На случай, если вы не знаете…
– Знаю, — сказал Вольф.
– Надо же. Не многие из моих клиентов слышали об Источнике Молодости. Да, вы снова станете молодым, плюс я немного исправлю ушные раковины. Верхние веки сделаем менее нависающими, срежем часть хряща за ушами и чуть отведем их назад, а то они, на мой вкус, немного торчат.
Вы практически не лысеете, так что имплантировать волосы не придется, однако мы их подчерним. Седина, конечно, бобра не портит, но лучше без нее. Разумеется, вам интересно, каким образом это сделает вас неузнаваемым для… для ваших недоброжелателей.
Все очень просто, но чертовски умно, если позволено так о себе говорить. Вообразите себе, мистер… м-м… Тейлор. Кажется, вы так представились. Вообразите, что вы идете по улице и встречаете кого-то, с кем познакомились при первой отсидке, или в школе, или где угодно двадцать лет назад. Он выглядит в точности прежним. Вы уже собираетесь его окликнуть — и в последнюю минуту прикусываете язык.
Вы смущены, поскольку понимаете, что он должен был измениться за эти пять, десять или пятнадцать лет, и человек, который выглядит в точности как ваш знакомый, стопроцентно не он.
Вы проходите мимо, стараясь не глядеть на него, радуетесь, что не выставили себя круглым дураком, и к вечеру начисто забываете эту историю, потому что никто не любит помнить свои проколы. Просто… и очень умно. Правда?
Вольф что-то согласно промычал.
– Чувствую, вам немного неприятно. — Брекмейкер подошел к контрольной панели, коснулся нескольких сенсоров. Зашипел газ. — Сейчас пройдет. Ну, можно начинать.
Пальцы его снова забегали по пульту. С потолка свесились тонкие трубки и потянулись к лицу Вольфа.
Кормак смачно ругнулся.
– Ну и физиономия у тебя! Какой же ты был вчера, когда этот тип закончил тебя уродовать? Хуже просто некуда.
– Можно без комплиментов? — глухо выговорил Вольф. Он взглянул в зеркало у кровати, увидел раздувшуюся, желтую, в запекшейся сукровице маску и решительно перевернул зеркало. — Считай это коконом, из которого вылетит бабочка.
– Тебе чего-нибудь надо? Ты уверен, что этот хрен работал не дубиной?
– Судя по ощущениям, именно ею.
– Таблетку дать?
– Нет. Перетерплю.
– Что я могу для тебя сделать?
– Ничего. Только проследи, чтобы твой Брекмейкер не слинял, пока не закончит. Я заплатил вперед и потому мандражирую.
– Не боись. Я отключил тягу на его драндулете, один из моих ребят ходит за ним по пятам. Но вообще-то можно не дергаться: его передвижная операционная здесь, вряд ли он ее бросит. Док просился погулять, но я сказал, что этого не будет. Пока все не закончится.
Тогда он спросил, не пришлю ли я ему бабу или двух. Его так и распирает от хвастовства. Только девочки пришли, начал распинаться, какой он был великий врач, да как его не поняли, и как он работал на самой Земле, иногда с большими знаменитостями, и так далее, и тому подобное.
– Не хватало, чтоб он и дальше так разевал варежку, — пробурчал Вольф.
– Я ему очень определенно на это намекнул, он страшно развонялся и заявил, что накинет еще десять тысяч.
– Я заплачу, — кивнул Вольф.
– Жаль, что я не нашел никого другого, — произнес Кормак. — Но ты спешил.
– С чего бы другому бывшему доктору оказаться лучше? По крайней мере, он не колется и не нюхает.
– Тоже верно, — мрачно сказал Кормак. — Слушай, мне пора. Если я встану на уши, то к твоему выздоровлению смогу кое-чем похвалиться. Тебе точно ничего не надо?
– Точно.
Кормак вышел. Вольф слышал, как хлопнула дверь и защелкнулся замок. В комнате было тихо, только негромко играл музыкальный центр да шипел рециркулятор воздуха.
Затем он почувствовал присутствие.
– Можно в твою нору?
– Можно.
Последовало долгое молчание. Потом Таен сказал все на том же языке:
– Как странно. Пользуясь теми же чувствами, что есть у тебя, я вижу разительную перемену. Хотя внутренне ты прежний. Интересно, что увидишь ты сам, когда исцелишься. Должен сказать, сейчас, на мой взгляд, ты исключительно безобразен, даже больше обычного.
– Я не пытаюсь обмануть тебя, — сказал Вольф, переходя на родной язык. — Только тех сволочей, которые хотят взять меня за задницу, потому что я тебе помогаю.
Таен тоже перешел на земной.
– Я слышал Кормака и заключил, что корабль будет готов. Иногда на меня находят сомнения. Я искал Матерь-Лумину, хотя не знаю, существует ли она в самом деле. Прав ли я? Или мне следует искать тех немногих эльяров, которых, я верю, оставили здесь, когда закончили Переход? Ответь. Я склоняюсь перед твоей мудростью.
– Мать-Лумину или Стражей? — переспросил Вольф. — Когда ты рассказывал о цели своих поисков, ты очень уверенно говорил о них.
– Я и сейчас уверен, что Стражи остались.
– Не знаю, — промолвил Вольф.
Он протянул руку к столику, взял Лумину, которую вытащил у застреленного главаря, потрогал.
Серый камень ожил, многоцветные отблески заплясали по комнате, по
