Таен изумленно вскинул щупальца.
– Но как это возможно? — спросил Джадера раньше, чем тот успел заговорить. — Как можно править, если не способен вести духовно?
– Еще как можно, — сказал Джошуа. — У нас на Земле, когда лидер оказывался еще и духовным вождем, это всякий раз плохо кончалось — мы убивали друг друга в споре, чей бог лучше.
– Я слышал об этом, — кивнул Джадера, — и всегда удивлялся. Мне объясняли, что вы, земляне, называете богом, но я понимаю это как порождение разума, не как реальность. Как можно спорить, если истина — одна?
– Как же не спорить? И книги и жизнь убедили меня, что всякий верящий в истину уверен: она открыта лишь ему и его друзьям.
– Похоже, мы обречены были воевать, — сказал Джадера.
Внимание Вольфа привлек столик неподалеку — причудливо вырезанный восьмиугольник. За ним сидел эльяр, такой древний, что его трупно-белую кожу испещряли темные пятна.
Тот поймал на себе взгляд Вольфа, раздул капюшон, коснулся кнопки и пропал вместе со столиком.
Джадера заметил его исчезновение.
– Это Сериго. Он твердо держится старых обычаев и считает, что надо было не выжидать, а начинать войну, как только мы с вами столкнулись. К тому же он потерял в боях весь свой единокровный выводок и потому видеть не может землян.
– Я тоже потерял тех, кто меня родил, — тихо сказал Вольф, — и тем не менее сижу здесь. Возможно, его истина… в чем-то ущербна.
Джадера промолчал.
– Мы чувствуем то, что вы назвали бы «стыд», — сказал Таен на земном, потом снова перешел на эльярский. — Прошу тебя, не думай о Сериго и его поведении.
Вольф пожал плечами и вернулся к еде.
Через какое-то время Джадера заговорил снова:
– Страж, выбравший тебе эльярское имя, рассказал ли его историю, поведал ли, о ком думал, давая тебе это прозвание?
– Нет, — удивленно сказал Вольф. — Я ничего не знаю.
– Странно, — произнес Джадера. — Если он еще жив и не совершил Переход, я хотел бы выяснить почему. Перед тем как дать нам взрослое имя, долго советуются. Несмышленыш изучает прошлое и либо принимает, либо отвергает предложенное.
– Вероятно, — промолвил Таен, — он сомневался, можно ли дать эльярское имя землянину, пусть даже честно ищущему Путь. Этот Страж, которого я не назову, потому что он нас оставил, был в колебаниях, и мне пришлось напомнить, что устав не запрещает подобного, пусть даже на нашей памяти такого и не случалось. Наверное, он рассказал бы историю Разящего из Тьмы позже, но тут случилась война.
– И все же, — сказал Джадера, — имянаречение прошло не по правилам.
С минуту он сидел неподвижно.
– Это надо исправить, прежде чем переходить к остальному, потому что одно вытекает из другого.
После еды эльяры помолчали, как требует обычай.
Мальчиком Вольф участвовал в их трапезах, и сейчас к нему вернулось давнее чувство тепла, умиротворения, общности.
Потом проекции находящихся в других местах одна за другой погасли.
Джадера встал:
– Я покажу нору, которую мы приспособили к твоим нуждам.
Другой эльяр увел Таена, Вольф пошел за Джадерой.
Комната была восьмиугольной, потолок, раскрашенный в разные оттенки лилового, полого загибался к углам. Место эльярского шестка занимала рама, в которую набросали разноцветных круглых подушек. У стены стоял стол, на нем — чашка и полный графин.
– Так годится? — спросил Джадера. — Нам не следует испытывать «стыд»? Мы старались как могли, но никогда не смотрели на землян… как на гостей.
Джошуа внутренне рассмеялся, приметив у дальней стены накрытую сверху посудину и кучку тряпья.
– Вполне.
Джадера протянул щупальце, повернулся и вышел. Джошуа зевнул, разделся и лег на подушки, гадая, для чего они используются обычно.
Рука его наткнулась на пустую кобуру. Он подумал, что впервые за много лет остался без пистолета, но мысль эта ничуть не встревожила.
Потом он закрыл глаза, и сон окутал его, как покрывалом.
Вольф спал и не спал. Он видел картинки, но то, что возникало в его мозгу, не было сном.
Он вылупился из сумки в чужой, незнакомой вселенной. Она была дряхлой и умирала, чтоб возродиться снова.
Он помнил тех, кто произвел его на свет, и других взрослых. Они заботились о его выводке, который ползал, рос, кормился, играл.
Во сне Вольф пытался почувствовать радость, веселье, гнев — и не мог.
Была лишь приятная сытость после еды, удовольствие от того, что взял верх над товарищем, что вдвоем одолели третьего, потом — не такая сильная — от того, что помог другому узнать новое.
Он был эльяром.
Несмышленышам отвели место, куда не ходили взрослые, холмистое, заросшее папоротниками (от маленьких — они хрустели под щупальцами — до больших, закрывавших небо), с озерами и островами.
Несмышленыши уходили туда и жили группами или поодиночке, стараясь подражать взрослым, примеряя на себя разные роли.
Они дрались — один на один, один против кучи, куча на одного.
Несмышленыши гибли, но это было в порядке вещей, потому что так надо для умножения и развития рода.
Тот, кому не дали еще имени, убивал чаще других, и это приметили как взрослые, так и сверстники.
Их было пятеро. Когда третья луна взошла, они встретились у пещеры, где жил выводок. Они знали, куда идти, и за день покрыли почти все расстояние, думая совсем о другом, чтобы не потревожить несмышленыша, который нес с собой смерть.
Этот безымянный выстроил себе нору, которую и норой-то не назовешь, словно напрашивался на нападение, — в обрывистом берегу ручья, где некуда бежать, только в воду, но тогда течение вынесет тебя к хищным зверям.
Он развел костерок из минералов, которые нарыл в береговом обрыве, под
