тут же вернула его Ольге, даже не став читать. За дверью послышался лязг тяжелого засова. Калитка открылась, и женщина пригласила Ольгу пройти вовнутрь. Та зашла и снова ощутила на себе пристальный взгляд – теперь уже монахини возрастом помоложе.

– Вообще-то в наш монастырь женщины и девушки в штанах не ходят, – недовольно заметила она, презрительно посмотрев на джинсы.

Слегка усмехнувшись, Ольга не сдержалась:

– А без штанов я как-то постеснялась появиться тут.

Старшая строго одернула:

– Женщина в штанах – что мужик в платье! Грешно ходить в таком виде, тем более в монастырь. Грешно. Вот отправлю назад, чтобы привела себя в надлежащий вид, и будешь в следующий раз знать о наших порядках.

– Да я и теперь буду об этом знать, – мирным тоном сказала Ольга, пожалев о своей дерзости, – а идти назад переодеваться мне немного далековато. Боюсь, что придется в лесу ночевать.

Такой кроткий тон немного расположил к себе старшую. Она указала Ольге на лавочку, а сама пошла в сторону галереи:

– Доложу матушке. В самом деле, не ночевать же в лесу.

Ольга осталась одна. Присев, она спокойно осмотрелась. Монастырский двор был абсолютно пуст. Большая массивная дверь единственного храма тоже была закрыта. Закат быстро сменялся вечерними сумерками, и кое-где в маленьких окошках уже мерцали огоньки лампадок и свечей, заменявших собой электрические лампочки. Не увидев ничего необычного, Ольга попыталась представить себе то, о чем рассказывал ей Паша: беззащитную, хрупкую Аннушку, которую волокли за собой озверевшие большевики; солдат, поспешно входивших сюда под покровом ночи в надежде укрыться от немецких бомб. Еще Ольга представила себе здоровяка Мишку, которого друзья вели под руки в келью старца.

– Матушка ждет, – услышала она голос, прервавший ее воображения. Ольга вновь увидела перед собой ту самую немолодую женщину в легком шерстяном платке, которая отворила ей двери обители. Так же молча, показав взглядом следовать за ней, она пошла вперед по вымощенной серым булыжником дорожке к галерее. С нарастающим волнением Ольга следовала за ней.

– Ох, достанется вам за штаны, ох, и достанется, – покачав головой, вновь недовольно проворчала женщина. Они прошли вдоль галереи, никого не встретив на своем пути. Наконец, остановившись возле двери с нарисованным на ней маленьким крестиком и таким же маленьким, только нанесенным свечной копотью над дверным косяком, женщина тихонько постучалась, произнеся немного нараспев:

– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас...

И тут же в ответ изнутри послышалось тихое, но отчетливое:

– Аминь. Входите с Богом, не стойте на улице, холодно ведь.

Женщина отворила дверь и вошла первой. Сильно волнуясь, Ольга прошла следом, пригнув голову, чтобы не удариться об низкий косяк.

Вечерние сумерки почти не отличались от полумрака, который царил в келье настоятельницы. Сама ж келья была просторной, но с одним маленьким оконцем, к тому же выходило оно не на солнечную, а на темную, северную сторону монастырского двора.

С противоположной стороны окна в стене находилась такая же невысокая дверь. Единственным источником света не только вечером и ночью, но и днем, были лампады и свечи, горевшие возле образов и перед большим массивным аналоем, на котором лежали аккуратно сложенные книги. Однако, несмотря по царивший тут полумрак, в келье было очень уютно и тепло. Печка, сохранившаяся тут с незапамятных времен, исправно несла свою службу, не скупясь на тепло. Почти все стены кельи были в образах: от старинных, в массивных окладах и киотах, до простеньких цветных и даже черно-белых литографий в рамочках под стеклом.

Сама настоятельница обители – старенькая игуменья Мария – сидела возле аналоя в глубоком кресле. Колени ее были прикрыты темно–синим шерстяным покрывалом. Было видно, что приход Ольги оторвал ее от углубленного келейного чтения – поверх покрывала она держала в руках раскрытую книгу в темном переплете с застежками. Благородное лицо игуменьи, которого уже коснулся бег времени, сохранило черты интеллигентности и скорее напоминало лицо старой доброй учительницы. Черный шерстяной платок на голове до бровей прикрывал ее лоб и четко контрастировал с бледностью лица. От игуменьи исходило ощущение спокойствия и доброты, а светлые глаза с лучиками морщин у висков смотрели на Ольгу тепло и по-матерински ласково. У Ольги отлегло от души и она успокоилась.

– Здравствуйте, матушка Мария, – сказала Ольга, робко поклонившись на образа. Стоявшая рядом провожатая