Часов у нее не было, поэтому о времени можно было лишь догадываться. Ольга посмотрела на солнце: оно висело еще достаточно высоко. Ей казалось, что впереди у нее еще неблизкий путь, однако вскоре с небольшого лесного пригорка открылась широкая лента реки, блестевшая ослепительной синевой под солнцем. Тропинка стала еще круче, сбегая к самому берегу, где уже виднелось начало переправы. Ольга убавила шаг, медленно сошла с крутизны склона к воде – и тут же со стоном опустилась на пригретую солнцем землю. Переправы не было. У берега лежали лишь сложенные штабелем брусья и балки, а через всю ширину реки – от берега до берега – торчали черные дубовые сваи, служившие опорой для деревянного настила.

Ольга представила грустную перспективу возвращения назад, в село, где ее обещал приютить на ночлег Паша. Приподнятое настроение мгновенно улетучилось. Ольга почувствовала, как на нее нахлынула огромная волна усталости – от дорог, вокзалов, двусмысленных шуток ее попутчиков, допросов и расспросов. Но другого выхода просто не было. Не прыгать же с одной сваи на другую, раскинув руки в стороны, словно птица!

Ольга мрачно усмехнулась, представив себя в такой позе. Эта живописная картина немного вернула ей настроение. Около двух часов езды в машине, весенний воздух, прогулка пешком по лесу нагнали аппетит. Ольга расстегнула рюкзак и достала оттуда остатки еды, взятой в дорогу. Расстелив прямо на молоденькой травке бумажную салфетку, выложила содержимое пакета. В нем было два бутерброда с сыром, два вареных яйца, одна жареная рыба и булка.

«Прямо-таки царский стол», – опять про себя усмехнулась Ольга, подошла к самой кромке реки, присела на корточки и ополоснула руки. Вода была еще ледяной, но очень мягкой – настолько, что ей показалось, что она намылила руки и никак не может смыть с них пену. Стряхнув капли, возвратилась к своему «столу». Взяв рыбу, сразу почувствовала исходивший от нее нехороший запах.

– Испортилась? Ну, тогда плыви, рыбка золотая, к далекому синему морю, откуда тебя вытащили, – кинула ее в реку и принялась жевать бутерброды. Они уже были жестковатые. Только сейчас пожалела, что не догадалась купить воды: сухой кусок плохо шел в горло.

Дожевав всухомятку, она уже хотела смахнуть крошки хлеба и яичную скорлупу в речку, как тут неожиданно прямо перед ней сели два голубя и начали ворковать, словно выпрашивая себе угощения.

– Вы-то откуда взялись? – удивилась вслух Ольга таким гостям. Размяв пальцами скорлупу и, смешав ее в ладони с крошками хлеба, Ольга стала подбрасывать все это голубям. И тут, прошумев в воздухе крыльями, к ним приземлилась еще одна пара. Голуби, воркуя, принялись старательно клевать брошенные прямо у ее ног крохи, подныривая друг под дружку. Ольга присела на край лежащего рядом бревна и молча стала наблюдать за суетящимися голубями. От еды и теплого солнца, гревшего спину, навевало сонливость.

Мысли в голове начинали мешаться и толкаться, как воркующие перед ней голуби. То она пыталась сообразить, что могут делать в диком лесу совершенно домашние, почти ручные птицы; то в ее полусонном сознании билась тревогой другая мысль – о переправе. Ольге хотелось поскорее в монастырь. Ей казалось, что там, за крепкими монастырскими воротами, наконец-то закончатся все ее злоключения, несчастья и беды, которые преследовали ее последние годы, и жизнь будет протекать тихо, спокойно, ясно, как огонь в монастырской лампадке. Сквозь нарастающую сладкую дрему Ольге даже почудился аромат ладана и настоящего пчелиного воска.

– Они наши, монастырские, – вдруг как во сне услышала она рядом чей-то голос. От неожиданности Ольга даже вздрогнула. Подняв глаза, она увидела прямо перед собой совсем еще молодую девушку, одетую во все черное, монашеское. Незнакомка подошла еще ближе, присела на корточки и тоже подбросила голубям щепотку накрошенного хлеба.

– Умная птица и добрая – голубь, – тихо сказала незнакомка. – Голубь только добро людям несет, его нельзя обижать. Потому он так к людям льнет и верит им. Не зря Господь сказал: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби». Голубь всегда возле людей, под их крышей. Так и мы должны жить под крышей Отца нашего Небесного, Который нас питает, хранит, не обижает, заботится о нас.

Какой-то благоговейный страх и трепет наполнил душу Ольги. Она боялась спросить незнакомку, о чем в это мгновение подумала, а лишь слушала, наблюдая, как голуби склевывали последние брошенные им хлебные крошки.

– И Ною праведному голубка добрую весть принесла. И Дух Святый в образе голубином людям явился, – продолжала молодая черница, тоже наблюдая за голубями. – У нас в монастыре их много теперь живет. Некоторые сестры ропщут, что голуби купола пачкают, а матушка игуменья этих святых птиц жалеет. Возле ее окна голуби всегда сидят, ждут, когда им гостинчика из форточки бросят. А как бросят – крошек хлебных со стола или зернышек, то их целая стая слетится. Рады, как дети малые…

Монашечка тихо засмеялась радостным детским смехом. Потом поднялась, оправила длинное черное платье и так же тихо обратилась к Ольге:

– А я тебя, сестричка, уже жду. Думала, что ты спустишься к реке вон там, повыше, – она показала рукой, – а ты, оказывается, здесь сидишь, деток наших монастырских угощаешь. Спаси тебя Господь за доброту.

Ольгу не покидало