Он не успел договорить, входя в состояние совершенного исступления, как в воздухе что-то просвистело. И тут же, к изумлению Мишки и всех «погорельцев», вокруг Кормчего обвилась петля из прочного каната, намертво стянув его руки и погасив огонек зажигалки. Взглянув наверх, Мишка увидел улыбающееся лицо Руслана, держащего другой конец каната.

   – В горах я не таких баранов умею ловить, а уж эту овцу – без особых трудов и усилий, – засмеялся он.

   Мишка вплотную подошел к Кормчему и заглянул ему в глаза.

   – Значит, говоришь, ты – бог?

   Он сейчас был готов сделать с ним то, что сам Кормчий чуть не сделал с детьми. Детишки ж, увидев, что хотевший сжечь их вожак оказался связан, быстро убежали к своим родителям, стоявшим все так же в полном безмолвии, шокированные происшедшим.

   Мишка подошел к краю зиявшей перед ними черной ямы и посветил туда фонариком. Дна не было видно. Тогда носком ботинка столкнул туда небольшой камень, валявшийся неподалеку. Прошло несколько секунд, прежде чем все услышали, как он упал на дно.

   – Глубина с хорошую многоэтажку, – присвистнул он от удивления. – Не хотел бы я очутиться в этой бездне…

   А как раз этого и хотел Кормчий. Он рванулся, что было сил, к Мишке, чтобы столкнуть его в эту преисподнюю, но канат не пустил его. Тогда он попытался ударить Мишку, стоявшего к нему спиной, ногой, но и это не получилось. Зато сам Кормчий не удержал равновесия и, пронзительно завизжав от страха, повис над черным зевом пропасти.

   – Предупреждать надо, – крикнул ему сверху Руслан, – а то ведь я от страха могу отпустить веревку. Знаешь, что тогда будет?

   Он немного отпустил свой конец каната. Кормчий дернулся вниз и от этого завизжал еще пронзительнее и громче.

   Глядя на жалкого и беспомощного Кормчего, еще минуту назад называвшего себя богом, а теперь трепыхавшегося на канате, Мишка рассмеялся. Рассмеялись и стоявшие неподалеку дети. Кто-то из них хохотнул:

   – Головастик!

   Но получил подзатыльник от матери.

   – Слышишь, Кормчий? – Мишка не спешил возвращать его на место, оставляя висеть над пропастью. – Оказывается, ты не только не бог, а даже не божок. Головастик ты, оказывается!

   Из толпы «погорельцев» уже послышался не только детский, но и взрослый смех.

   – Что же с тобой делать? – Мишка взялся за канат, став раскачивать Кормчего над бездной. – Казнить нельзя помиловать? Или как?

   – Никак, – злобно сверкнув глазами, прошипел Кормчий. – Прекрати издевательство. Мне страшно... Это настоящий самосуд!

   – Правда? – Мишка притянул его ближе к себе. – А то, что ты хотел сделать с этими детьми, с остальными – это что? Обещанный тобою конец света и страшный суд? А ты в нем верховный жрец и судья, так?

   Кормчий ничего не ответил, а лишь злобно сопел, глядя на Мишку. Наконец, тот поставил его на каменный пол и, схватив второй конец каната, еще надежнее связал им