И он стал притормаживать, чтобы припарковаться к сверкавшему блеском ресторану, построенному в древнерусском стиле.
– Ты куда? – не понял Мишка.
– Как куда? Ты ж сам просил заехать.
Мишка рассмеялся.
– Ты не так понял. Я просил заехать не сюда, а напротив.
– В смысле в монастырь? – изумился Паша.
– Именно в том самом смысле, – невозмутимо ответил Мишка и засмеялся.
– Я ж говорю, какой-то ты другой стал, – и повернул свой «опель» на широкую дорогу, ведущую прямо к монастырским воротам.
Поставив машину вблизи на специальной стоянке, Паша остался в машине, сославшись на страшную усталость, а Мишка вышел и медленно направился в сторону могучего монастыря, то и дело оглядываясь по сторонам и не переставая поражаться его великолепию.
«Вот это да…», – снова с восхищением подумал Мишка и вспомнил, как впервые побывал здесь, когда его, совершенно беспомощного, привезли друзья. Потом снова вспомнил Ольгу, их первую встречу и разговор, когда он остался здесь на ночь с окровавленной перебитой рукой.
«Все-таки жалко девчонку… Ни за что, ни про что…», – вздохнул Мишка и, широко перекрестившись, вошел в главный монастырский собор.
В храме было тепло и очень тихо. Он сразу узнал этот величественный собор, все стены которого были уставлены строительными лесами. По всему было видно, что здесь кипели реставрационные работы. Лишь в самом дальнем углу, где он тогда увидел испуганную Ольгу, все так же стоял большой подсвечник, а на нем горело несколько больших свечей. Перед образом Богоматери молилась монахиня. Молилась совершенно беззвучно, и лишь по тому, как она крестилась и неслышно в глубоком поклоне опускалась на колени, можно было догадаться, что она открывала всю свою душу и сердце в этом сокровенном общении с Небесной Заступницей.
Не желая нарушить ее молитвенное состояние, Мишка так же неслышно подошел ближе и поставил свою свечку рядом с горевшими, тоже запалив ее. Потом перекрестился на святой образ, почувствовав на сердце тепло и тихую радость. Он хотел постоять еще немного, но, вспомнив, что на дворе в машине его ждет озябший и уставший друг, решил идти. И в это мгновение монахиня, по-прежнему молившаяся возле иконы, тихо произнесла:
– Здравствуй, брат…
Мишка вздрогнул, сразу узнав знакомый голос. Это была Ольга. От такой неожиданности он потерял дар речи, не зная, что сказать. Тогда монахиня повернулась к нему и ласково улыбнулась, повторив:
– Здравствуй, брат…
И, помолчав немного, добавила:
– А я ждала тебя… Именно сегодня… Именно здесь…
Мишка стоял совершенно растерянный и обескураженный.
Да, перед ним была Ольга. Та самая Ольга: в строгом монашеском платье, поверх которого была наброшена теплая шерстяная кофта ручной вязки, а голова покрыта пуховым платком. Все те же пронзительно синие, васильковые глаза смотрели на Мишку спокойным тихим взглядом.
– А как же?.. Все же…
Мишка не знал, что говорить. Он не верил тому, что перед ним стояла Ольга.
– А вот так же, – сдержанно улыбнулась она, – значит, долго жить буду.
Теперь Мишкин взгляд выражал искреннее удивление Ольгиными словами.
– Ну, так в народе говорят. Когда думают, что человек умер, а он живой остался, то, значит, долго жить будет. Меня тогда многие похоронили. Ранение было очень опасным. Моя жизнь держалась на волоске. Даже гроб приготовили. На всякий случай… А Господь решил грешницу еще на этой земле подержать. Для покаяния.