– прошептал он, не зная больше, что сказать. – Меня никто не ждал. Даже друзья мои, когда сказали, что я погиб…
– А я буду, – так же шепотом сказала Оксана…
Посидев еще немного, они встали со своего бревна и медленно пошли назад. Чуда так и не было. Все так же светила луна, забираясь все выше и выше на небосвод, отчего с каждой минутой становилось прохладнее.
Они шли молча, понимая, что главное, что хотели или должны были сказать друг другу в эту дивную ночь, уже было сказано. Легкий, слегка уже морозный ветер дул им в лицо. Поэтому они не слышали – просто не могли слышать – тихого ангельского пения, которое вдруг начало подниматься к звездному небу из глубин очарованного ночным великолепием озера.
«Свете тихий…», – неслось к небу, сливаясь с тем, что пели звезды, созвездия в ответ на эту молитву.
И уж конечно, они не видели – потому что просто не могли этого видеть, – как из глубин озера показались мерцания таинственных свечей – сотни, тысячи огоньков, образуя свои созвездия и узоры невиданной красы…
Проводив Оксану до самой калитки дома, Мишка захотел снова обнять и поцеловать ее. Но Оксана сделала шаг назад и зашла за ограду.
– Не надо, – прошептала она. – Просто знай, что я тебя буду ждать. Только тебя. И никого больше…
11. ДАРИНА
Мишка не сразу сообразил, что в главные ворота скита кто-то громко стучал. Сквозь сон ему казалось, что он снова слышит не то выстрелы гранатомета, не то далекие разрывы. На какое-то время они затихали, но через минуту раздавались снова: монотонные, неотвязчивые, требовательные.
Поняв, наконец, что это не сон, а действительно стучатся в ворота, Мишка встал и, набросив на плечи свою куртку, вышел из теплой комнатки, где они спасли с Варфоломеем. На дворе еще была сплошная темень.
– Кого принесло в такую рань? – сонно пробурчал он, доставая из куртки ключи, которыми каждый вечер запирал ворота, а по утру отпирал их. Хотя в последнее время отпирать их вовсе не было никакой необходимости. С наступлением холодных осенних дождей, часто сменявшихся мокрым снегом, превращавших здешние лесные дороги в сплошное месиво, паломников уже не было. Редко кто отваживался идти сюда пешком, по бездорожью. Про транспорт и говорить было нечего. Даже отец Платон, еще недавно бороздивший здешние дебри на своей машине, теперь поставил ее под навес.
– Не спится людям, не сидится, – полусонно пробурчал он, отпирая калитку.
И тут же в обступившей со всех сторонам мгле он увидел светящиеся подфарники огромного «хаммера» – настоящего монстра, которому были нипочем ни грязь, ни бездорожье.
Он даже не успел что-то сообразить, как к нему из темноты подошел коренастый незнакомец и с заметным акцентом вежливо обратился к нему:
– Простите за ранний визит, батюшка. Мы к вашему начальству. Не знаем, как сказать правильно. Простите…
– Да никакой я не батюшка, – Мишка поднял воротник куртки, чтобы не капало за шиворот. – Так, живу тут, помогаю понемногу.
– Так и помоги, раз тут живешь, брат.
Незнакомец был почти ровесником Мишки, может, несколькими годами старше. Он был одет в очень дорогую дубленку, от которой веяло такими же дорогими мужскими духами.
– Мы тут никого не знаем. Беда у нас большая, понимаешь? Кто тут у вас самый главный? Сведи нас к нему.
Мишка помялся, стоя в калитке.
– В такое время у нас еще все отдыхают: и самые главные, и не самые…
– Мы все понимаем, – жарко остановил его незнакомец. – Мы отблагодарим всех. Беда у нас, брат… Большая беда…
– Ну, коль такое дело…
Мишка постоял еще немного, думая, как поступить, а потом быстро пошел в сторону келий, где жили старцы, сказав гостям уже на ходу:
