– Другая? – тут же оживился Петро. – А какая ж такая?

– У каждого своя, – снова уклончиво ответил Мишка. – У меня тоже. Долго рассказывать. Да и не каждому понятно. Коль я сам еще мало чего понял, то другим подавно неинтересно будет. В книжках, вроде, все просто и понятно. Жил князь в свое удовольствие, припеваючи жил: тут ему и слава, и почет, и богатство, и победы над врагом, жена красавица, детки малые. А он раз! – и в монахи. В самые что ни на есть рядовые монахи. От всего отказался, все роздал, что имел – и стал монахом. В одном черном рубище. Вот и пойми, что тут просто, а что нет.

– Так то сказки, – рассмеялся Петро, – враки бабские. Что б вот так, из князи – в грязи? Басни! Сказки бабушкины! Сам-то, небось, не веришь в это.

– Верю, – спокойно ответил Мишка. – И кабы не знал таких людей – ну, не князей, конечно, но все же – то, наверное, тоже не поверил бы. А есть такие люди. Были раньше и теперь есть. Да не все их понимают.

– Ну-ну, монах, – задумчиво сказал Петро. – Читай свои книжки дальше, ищи там ответы на свои вопросы. Может, когда и мне расскажешь. Если доживу, конечно.

Он тяжело вздохнул.

– А может, и не надо над этим думать? Живут же люди в других местах и странах, ни о чем таком божественном не думают, и живут припеваючи. Я на своем веку многое видел. Пока служил, то посмотрел на их житье–бытье. И никто не терзается там такими вопросами, над которыми мы голову ломаем. Аль скажи кому – бросай все и айда в монастырь! В сумасшедший дом отправят. Факт!

Он еще о чем-то подумал, потирая небритую щеку.

– А может, русская душа не может без этих вопросов? Другая может, а наша нет? Сами себя терзаем ими, мучаемся, мучаемся… Мы сами себя понять не можем, чего ищем, чего хотим. А уж другим нас понять вообще невозможно…

Петро допил свой стакан, откинулся на спинку инвалидной коляски и прикрыл глаза.

– Знаешь, о чем я думаю, монах? Собрать бы всех нормальных мужиков и баб – со всей земли нашей – ученых разных, работяг, башковитых людей, кто мозги не пропил и совесть не потерял. Да придумать такую подводную лодку, чтобы посадить их всех туда, нырь! – и нетушки нас. Как, куда? А нас нету нигде! Мы в другом месте новую жизнь начнем строить. Не знаю где: под водой, под землей – но так, чтобы никто не знал, куда мы испарились. А потом снова нырь! – и Русь воскресла, когда над ней поминки справлять будут. Во хохма будет! Вот обхохочемся мы тогда со всех умников! Не зря Иван–дурак умнее всех оказывался, не зря! Веришь, что такое чудо возможно?

Мишка улыбнулся, ничего не ответив.

– Что, монашек молодой, слабо в такое поверить? – Петро смотрел на него, прищурив глаза. – Думаешь, по пьяной лавочке чушь несу? Нет, я правду говорю. Вот в это чудо я как раз верю.

Он повернулся в сторону кухни, где слышался звон посуды, и позвал:

– Ксюшка, а ну выглянь сюда!

Оксана отодвинула простенькую деревенскую занавеску, которой была отгорожена кухня от главной комнаты, и выглянула, смущенно улыбаясь.

– Опять шуточки?

– Да не шуточки, доця. Хочу попросить тебя: своди гостя нашего вечерком к озеру на Игнатовку.

– Ага, аж побежала! – тут же возразила Оксана. – Пусть кто-нибудь другой идет. Да и гостя нечего таскать.

И снова скрылась за занавеской. Мишка с удивлением взглянул на Петра:

– Чего это она? О чем?

Петро хохотнул и почесал затылок.

– Да хотел, чтобы тебе одну заковыку показали. Может, тогда поймешь, об чем это я. Есть тут озерцо у нас. Так себе озерцо. Иное болото в лесу поболе будет. Да не об том речь. Озерцо то на возвышенности стоит.

– Ну? – с еще большим недоумением посмотрел Мишка.

– Баранки гну! Ты не торопи меня, а вникай лучше. Говорю тебе, что озерцо то наверху. Кумекаешь,