и отошел в сторону, оставив Мишку на ринге. Раздался удар гонга. Оба соперника стали сближаться. Мишка занял правую боевую стойку, чем сразу вызвал у Абдуллы некоторое неудобство.

Несколько секунд они просто стояли друг напротив друга, почти не двигаясь и не атакуя. Абдулла впился взглядом в Мишку, словно пытаясь загипнотизировать, парализовать волю. Затем он сделал прыжок вперед и нанес ему удар справа. Мишка качнулся назад, и тут же снова получил удар той же правой – прямо в грудь. Он отпрянул – и ощутил за спиной упругие канаты ринга.

Сделав несколько шагов в сторону, Мишка начал кружиться вокруг Абдуллы, провоцируя его на новую атаку. И когда тот уже начал наносить ему очередной удар справа – теперь уже прямо в голову, Мишка вдруг пригнулся и резко, с разворота, что есть силы, ударил Абдуллу пяткой чуть выше локтя левой руки. Этот удар назывался «укорачиванием рук». Левая рука Абдуллы мгновенно повисла, как плеть, и ему осталось уйти в глухую защиту, чтобы сдержать мощную атаку соперника. Гонг остановил поединок, объявив о завершении первого раунда.

– Ты все правильно понял, парень, – кричал Мишке в самое ухо секундант, стараясь перекричать свист и крики в зале. – Еще один такой удар – и все, он твой. Тогда не суетись. Все сделай красиво и правильно. Ты где так научился драться?

– В детском садике, – крикнул ему в ответ Мишка и, утерев пот с лица, вышел на ринг.

Он снова увидел перед собой злобные, разъяренные, пылающие бешеной ненавистью, глаза соперника.

– Абдулла, – вызывающе крикнул ему Мишка, – а ты, оказывается, совсем не железный. Зачем людей обманываешь? Нехорошо!

Даже сквозь крики и шум он услышал, как тот скрипнул зубами и сделал по горлу характерное движение рукой.

Какое-то время они старались наносить друг другу точные удары. Со всех сторон сверкали фотовспышки. Каждому хотелось запечатлеть мгновения этого незабываемого боя. Неожиданно ослепительно яркий луч блеснул прямо в глаза Мишке, отчего он зажмурился – и тут же получил сокрушительный удар в голову. От этого удара он упал навзничь, раскинув руки и потеряв сознание.

В сверкающих огнях, которыми был залит ринг, он вдруг опять увидел горящий бэтээр, подорвавшийся на фугасе, а вокруг него – мертвые, обугленные тела своих боевых друзей. Потом он увидел отрезанные головы десяти десантников, попавших в плен к боевикам.

«Может, все это твоих грязных рук дело?», – мысль, мелькнувшая в затуманенном мозгу, быстро вернула сознание. Он увидел над собой склонившегося рефери, считающего секунды:

– Четыре! Пять! Шесть!..

Мишка поднялся и снова приготовился к поединку. Он видел перед собой глаза Абдуллы, кипевшие уже не злобой, а насмешкой, предвкушением скорой победы. Мишка почувствовал, как в его жилах стала закипать кровь. Стиснув зубы, он перешел в атаку. Ловко уходя от новых ударов Абдуллы, он наносил ему мощные удары сам, заставляя соперника отходить к канату и закрываться в глухой защите. Он даже не видел, что главное убойное оружие Абдуллы – левая рука – бездействовало, и он работал лишь правой, изредка пытаясь применить удары ногами.

Наконец, Абдулла упал на ринг. Оттолкнув рефери, Мишка нагнулся над своим соперником, немного приподнял его и снова нанес ему мощнейший удар. Потом еще и еще.

– Получай! – кричал прямо в лицо Абдулле разъяренный Мишка, нанося все новые и новые удары. – Это тебе за наших пацанов! За Леху! За Сибиряка! За его молодую вдову! На, гад, получай!!

В это время зал, доведенный до полного неистовства и безумия, кричал, словно это кровавое зрелище проходило действительно в римском Колизее, где бились бесстрашные гладиаторы:

– Убей! Убей его!!

Когда Мишку оттащили назад выбежавшие на ринг судьи, он был абсолютно невменяем и весь в крови своего соперника. Глядя, как такого же окровавленного Абдуллу понесли с ринга, Мишка процедил сквозь зубы, точно зная, что тот его услышит даже на том свете:

– Никто, кроме нас! Запомни этот главный девиз русского спецназа!

Он стоял посреди залитого светом ринга – абсолютный победитель и триумфатор. Его обнимали незнакомые люди, кто-то накинул на плечи такой же дорогой атласный халат, в каком был и Абдулла. Оглушительно гремела музыка, рев толпы и аплодисменты, сверкали вспышки фотокамер. И среди этого грома, рева, свиста Мишка вдруг услышал тихий старческий голос отца Иоанна:

«Вам-то самим понятно, за что вы проливали свою и чужую кровь?».