страшное лицо, напоминая о ее высокой миссии.
Морл не отвечал и едва заметно двигал головой. Со стороны казалось, что он принюхивается к воздуху.
– Ее зовут Фейри, – бодро продолжал толстяк.
– Хорошо, – сказал наконец слепой. – Ты можешь идти.
Камил поклонился и вынырнул за дверь. Он не хотел упустить ничего из того, что будет происходить в комнате. Уже давно он тайно установил во всех помещениях дома миниатюрные следящие камеры, настроенные на его хэнди. Из каких соображений он это сделал – излишней преданности Морлу или нелишней предосторожности ради собственной безопасности, – толстяк и сам вряд ли мог определить. Но как бы то ни было, слежка за хозяином время от времени убеждала его в том, что дело это полезное.
А сейчас к тому же и занимательное.
Хотя изображение на маленьком экранчике скрадывало детали, общую картину передавало четко. Сидя на кухне и экспериментируя с ненавистными пищевыми синтезаторами, Камил одновременно следил за тем, как бесстрашная спецагентка Фейри приступает к выполнению задания.
Она на удивление быстро справилась с первым испугом и храбро ринулась в атаку. Правда, при этом старательно не поднимала взгляда выше подбородка слепого.
– Я готова выполнить любые твои желания, милый, – произнесла она глубоким эротическим голосом и шагнула вперед. – Только скажи, чего ты хочешь.
– Я чувствую холод твоей кожи. – Толстяку показалось, что Морл усмехнулся. – Примерно так я и предполагал. Ты послушная девочка.
– Конечно, милый, – с запинкой проговорила Фейри.
– Сколько же стоит твое послушание?
– Мне ничего не нужно, – почти искренне соврала спецагентка.
– Совсем ничего? – с разочарованием, наверняка поддельным, как решил толстяк, переспросил Морл. «Кто из них кому будет язык развязывать – это еще вопрос», – ухмыльнулся Камил.
– Ну, – потупившись и снова взмахнув ресницами, сказала Фейри, хотя слепой не мог, конечно, видеть ее игры, – может быть, немного любви. Все девушки мечтают о любви, – вздохнув, добавила она. – И о том, чтобы растопить ледяное сердце.
Толстяк насторожился. Разговор принимал неправильное направление. Спецагентка начала заговариваться? Ведь глоток всего только и выпила.
– Чье сердце? – наклонив голову набок, медленно спросил Морл.
– Злого колдуна, тролля, живущего в лесном замке.
– А злой он оттого, что у него ледяное сердце?
– Ну да, – кивнула девушка. – И наверно, он даже не знает, что он злой. Наверно, он думает про себя, что он ужасно несчастный, потому что его никто не любит.
– Ошибаешься, – резко произнес, почти крикнул слепой. Толстяк, пробуя горячий суп, от неожиданности ошпарил язык, зашипел, как раскаленная сковородка, и впился глазами в экранчик на руке. – Его любили. Только ему не нужна никакая любовь.
– Ничего не нужно только дохликам.
Морл сделал несколько стремительных шагов, приблизившись к девушке. Толстяк подумал, что сейчас он ударит ее. Судя по всему, самой Фейри это было безразлично. Она была на голову ниже слепого и равнодушно смотрела на его бледную, безволосую грудь. Толстяку показалось, что она впала в какое-то подобие транса. «Сейчас с ней случится тот же припадок, – решил он. – Как с той, с божественной супружницей. Завалится на пол, и делай с ней что хочешь».
Но припадка не случилось, и Морл не ударил ее. Вместо этого он сказал:
– Ты права. Твоему троллю кое-что нужно. Жизнь. Чужая. Потому что своей у него нет. Но при этом он не дохлик. Такая вот простая задачка на вычитание. Понятно тебе? – вдруг заорал он на нее.
Фейри сильно вздрогнула, качнувшись всем телом, и как будто немножко ожила. Бледность стала уже понемногу сходить с нее.
Морл отошел от девушки и бросил через плечо:
– Раздевайся и ложись.
Послушно оголившись, она стала озираться в поисках ложа.
– На пол ложись.
Фейри легла на толстый ковер, закрыла глаза и обреченно раздвинула ноги.
Когда он закончил, у нее осталось ощущение, что ее влагалище прочистили жестким ершиком. Он почти не касался остального ее тела и немедленно отстранился от нее, вскочив на ноги, как отпущенная пружина.
– Твоя кожа стала теплой, – сказал он с неприязнью.
– Это от твоих объятий, милый, – выдохнула Фейри.
– Разве я держал тебя в объятиях? – возразил слепой. – Теперь уходи. Я хочу, чтобы ты пришла снова через три дня. Тогда мы поболтаем о том, что нужно
Камил уже ждал ее в коридоре, и как только она вышла, схватил за руку и потащил. Приволок на кухню, усадил, налил подогретого вина и сунул стакан ей в руку. Ее снова трясло, но теперь уже явно не от озноба. Зубы выстукивали чечетку о край стакана.
– Черт побери, о чем ты с ним говорила? – напустился на нее толстяк.
– Ни о ч-чем. Об-бычный трахательный треп. Но с т-таким мне еще никогда не приходилось. У него н-не член, а реактивный вибратор.
– Я не понял: тебе понравилось или нет? – жестко спросил Камил.
Она попыталась хитро улыбнуться, но в сочетании с дрожью хитрость вышла неуклюжей.
– Ревнуешь, да, с-славный мой толстячок?
Камил отобрал у нее пустой стакан, наклонился над ней и тихо, но внушительно произнес:
– Еще раз назовешь меня толстячком, девочка, разжалую тебя в табула расу. Знаешь, что это такое?
– Что?
Он ткнул пальцем в ее бедро, где еще виднелись побледневшие надписи, крошки священного орденского знания.
– Табула раса – это те, кто недостоин носить на себе священные письмена. Попросту говоря, те, кого вышвырнули из ордена за плохое поведение. Уяснила?
Фейри перестала дрожать и смотрела на него бешеными глазами.
– Ты этого не сделаешь. Орден – это все, что у меня есть.
– Значит, мы договорились, – подобрел Камил. – А теперь отвечай на мои вопросы. Как и положено специальному агенту. Тебе понравилось трахаться с ним?
– Нет. – Фейри скривилась.
– Очень хорошо. В каждой роли есть место для личной жизни. Если роль съедает и это место, актер получается никудышный. Запомни это, киса. А теперь вернемся к тому, о чем вы говорили. Какого беса тебя понесло в дурацкие сказки?
– Какие еще сказки? – удивилась она.
– Про злого колдуна и ледяное сердце. Ты понимаешь, дурочка, что играла с огнем?
– Да ничего я не понимаю, – возмутилась девушка, схватила со стола стакан и налила себе еще вина. – Какого колдуна? Какое сердце? Он спросил, чего я хочу, и я сказала, чего хочу. Тогда он меня трахнул, и все дела. Чего тебе еще нужно? Контакт есть, а доить будем постепенно. Сразу нельзя, может догадаться. Ну, Камильчик, чего ты на меня взъелся, чего ты меня пытаешь? – Она потянулась к нему губами, сложенными бантиком для поцелуя, но не дотянувшись, махнула рукой. – А, все равно не поймешь. Все вы, мужики, одинаковые. Вам бы только женщин мучить. Са… дисты. – Она громко и некрасиво икнула и засмеялась.
– Так, – сказал Камил. – Понятно.
«Мой хозяин производит на женщин неизгладимое впечатление, – подумал он. – Одна лишилась ума,