сможешь ее даже гнуть, и она не сломается.
Инени выглядел озадаченным.
— О Великая Эннеада! — наконец воскликнул он. — Твои наблюдения не лишены смысла. Но пока что, сынок, это не более чем голый вымысел. Подкрепи свою теорию практикой, и я вознагражу тебя не хуже, чем царь награждает своих храбрейших воинов.
Он покачал головой и ушел, не слишком веря в успех начинаний юного подопечного.
К вечеру, когда пришла долгожданная прохлада, Инени снова появился в каменоломне. Сененмут в молчании сидел у расселины, подперев голову руками. Окинув критическим взглядом стену, учитель изрек:
— Тутмос, дабы жил он вечно, и отец его Аменхотеп, да будет он благословен, были моей службой довольны. Я возводил колонны высотой до неба, я вырубил в скале гробницу на глубину вод морских, и никогда не требовалось мне гранитных плит тоньше, чем в ладонь!
— Расскажи, расскажи о гробнице Тутмоса! — пристал Сененмут.
Инени воздел руки.
— Я — хранитель царских тайн. Я ел за его столом и пил с ним вино со склонов плодородных земель. Я любил его, и он отвечал мне любовью. И никогда уста мои не выдадут последнюю тайну фараона.
— Чудные вещи рассказывают люди, — не унимался Сененмут. — Будто бы маги там плавили камень небесным огнем. Во всяком случае ни один раб со всего Верхнего Египта не участвовал в строительных работах.
Инени молчал. Но, поняв, что ученик не успокоится, пока не дождется ответа, назидательно промолвил:
— Не дело смертных совать нос в свершения богов.
— Тихо! — Сененмут вдруг прижал палец к губам. Учитель вопросительно посмотрел на него. — Инени, слышишь? Неужели нет? Послушай же!
Сквозь скалу пробивались натужные стоны вперемежку со звучной дробью, будто в серебряную чашу сыпали гальку. Сененмут отвел Инени в сторону. Звук, превращаясь в треск, стал громче, и внезапно от стены отделился ровный тонкий блок розового гранита высотой с быка.
— О Амон, Мут и Хонсу! — воскликнул Инени и хлопнул себя по ляжкам. — Кто тебя научил этому?!
— Ты, учитель, и никто иной.
— Я?
— Ну конечно! Ты сказал, что камень растет, как стволы наших деревьев. А я только сделал выводы.
Охваченные восторгом, учитель и ученик начали спускаться в долину. О, это открытие непременно перевернет все строительное дело. В будущем и строить будет легче, и постройки станут менее громоздкими.
Неожиданно дорогу им преградил посланец.
— Это ты Сененмут, сын Рамоса и Хатнефер?
— Я.
— Тутмос, царь Обеих земель, требует, чтобы ты явился в Фивы. В Азии поднялось восстание, и фараон созывает всех мужчин моложе двадцати на борьбу с племенами пустыни.
— Но я не обучен владеть оружием! — сказал опешивший Сененмут. — Как я могу сражаться с вооруженными воинами?
— Фараон прославляет твою меткость лучника! — заявил посланец, и Сененмуту показалось, что на его губах мелькнула злорадная ухмылка. Тут Сененмут понял, что у него есть не просто враг, а смертельный враг, козней которого невозможно избежать. — С первым лучом Ра барка будет ждать тебя!
Несчастному юноше только и оставалось, что ответить:
— Я буду в срок.
III
Жилище прорицателя Перу находилось за городской чертой, там, где торговцы держали свои амбары, а каменотесы занимались ремеслом прямо под открытым небом, — стало быть, не самое достойное место. Худая молва шла об этом районе еще и потому, что с наступлением темноты публичные женщины Фив устраивали здесь свидания. Тут были красотки на любой вкус: стройные газели из провинции с горящим взором и пышнотелые нубийки.
— Мин во мне, — заплетающимся языком едва выговорил хорошо набравшийся фиванец. — А в тебе? — Это означало не что иное, как «Давай позабавимся вдвоем!»
Однако закутанная в покрывало госпожа и ее пожилая спутница, не удостоив пьянчужку ответа, просто свернули с пути. Это были Хатшепсут и Сат-Ра, скрывавшие свои лица.
— Лучше бы мы позвали провидца во дворец! — шепнула царица на ухо кормилице.
— Тогда завтра даже дети от верхних порогов до дельты судачили бы об этом, будь уверена. Впрочем, мы уже пришли.
Сат-Ра толкнула калитку во внутренний двор. Утки и индюки бросились врассыпную, а им навстречу вышел худосочный человечек — провидец Перу.
— Я привела к тебе госпожу знатного происхождения, — едва слышно промолвила Сат-Ра, будто в темном дворе за ними могли шпионить невидимые соглядатаи. — Мин не обошел госпожу своей милостью и вздул ее живот. И вот теперь она спрашивает тебя, ожидать ли ей наследника.
Перу понятливо кивнул и пригласил обеих женщин в скромно обставленное жилище, посередине которого находился зеленый бассейн с красными золотыми рыбками и лазоревыми абидосскими. Хатшепсут и кормилица опустились на подушки, Перу стал на колени по другую сторону бассейна. Два масляных светильника едва освещали помещение.
Сосновой лучиной провидец накалил какие-то коричневые зерна, от которых повалил едкий дым. Глубоко вдохнув этот чад, Перу забормотал:
— О, Бес с двумя змеями, ты, охраняющий жизнь в этой жизни, дай ответ!
Он устремил взгляд в зеленый бассейн, где плавало отражение закутанной царицы, которое со всех сторон то и дело пересекали красные и синие рыбки. Перу тяжело дышал. Опершись на тонкие руки, он склонил голову к воде, словно собирался напиться. Медленно, как мельничное колесо, поднимались его веки. Вдруг провидец закинул голову, так что в открытых глазах остались видны лишь белки. Хатшепсут затрепетала. А он заговорил срывающимся голосом:
— Вижу, две женщины рожают в один час. Та, что с золотом, порождает льва; та, что с камнем, производит на свет кошку.
Едва закончив пророчество, обессиленный провидец погрузился в себя. Хатшепсут и Сат-Ра недоуменно переглянулись.
На обратном пути обе пытались растолковать значение предсказания. В конце концов Хатшепсут решила, что «женщиной с золотом» может быть только она.
— Ну какая женщина во всем царстве имеет золота больше, чем я? — подытожила она.
— Конечно, — подхватила Сат-Ра, — а лев — это фараон. Ты дашь жизнь наследнику престола, дабы жил он вечно!
Хатшепсут и кормилица обнялись.
— Надо принести Мину благодарственную жертву.
— О чем ты задумалась? — спросила Сат-Ра явно озабоченную царицу, когда обе уже сидели в покоях дворца.
— Меня мучает мысль об отце моего ребенка.
— Тутмос?
Хатшепсут пожала плечами.