Руси их называли пищалями. Останавливала цена. Мушкет был дорог, а уж пять мушкетов, да с запасом пороха и свинца — сущее разорение. И всё-таки я решил начать вооружать свою ватажку огнестрельным оружием.

— Кто хочет иметь и уметь стрелять из пищали? — спросил я.

Бойцы переглянулись, потупились. Ясно, никто не хотел.

— Федор, ты старший — что скажешь?

— Тяжела пищаль, в бою только и успеешь один выстрел сделать, а уж грохоту и огня — что из преисподней, да и серой воняет.

— Коли добровольно не хотите, начнём осваивать стрельбу из пищали принудительно.

Я купил на торгу мушкет — не наш, — те были пока очень тяжелы и убоги, — а французский. Мушкет был с кремневым замком, хорош собой, чувствовалось, что сделавший его оружейник — большой мастер.

Построил своих ратников, вышел перед ними с заряженным мушкетом.

— Пётр, возьми чурбак, отойди на полсотни шагов.

Один из боевых холопов сорвался с места, подхватил обрезок дерева, отсчитал шаги, поставил его на землю.

— Уйди оттуда!

Пётр вернулся назад.

— Представь, что впереди не бревно, а враг. Я прицеливаюсь… — Я приложил приклад к плечу, направил ствол на чурбак. — Огонь!

Я нажал на спуск. Раздался грохот, всё заволокло дымом. Чурбачок подскочил от удара тяжёлой свинцовой пули и упал. Все без команды сорвались с места и помчались к чурбаку.

Когда я неспешно подошёл, Фёдор держал обрезок бревна в руках и ковырялся пальцем в пулевом отверстии.

— Такой удар никакая броня, никакая кольчуга не выдержит. Один точный выстрел — и противник убит. Если сидеть за стеной в крепости, можно перезарядить пищаль и стрелять снова, пока хватит пороха и пуль. А теперь поставьте в ряд пять чурбаков.

Латники кинулись выполнять указание. Я же зарядил мушкет картечью. Прицелился, выстрелил. Три обрезка бревна упали, два остались стоять.

— Один выстрел — и трое врагов убиты, а стрелял я не пулей — картечью. Ну-ка, скажи, Фёдор, если на тебя пятеро прут, тяжело тебе придётся?

— А то как же!

— Вот! А тут один выстрел, и трое врагов убиты, а с двумя даже саблей управиться можно. Доблесть ратника в бою — самому остаться целым, а врагов побольше убить. Причём и убивать их не обязательно — достаточно просто вывести из боя, чтобы не мешали, скажем — ударь по руке саблей, и враг твой уже не боец. Спрашиваю ещё раз — нужен мушкет воину?

На сей раз все дружно согласились.

Однако пока мушкет был один. Я вручил его Федору, остальных собрал вокруг, объяснил и показал, сколько засыпать пороху, как класть пыж, пулю.

— А теперь стреляй сам.

— Я?

— Конечно.

Пусть даже он никуда не попадёт — надо приучить всех к грохоту выстрела, пламени, дыму, пусть почувствуют отдачу.

— Прижимай его к плечу крепче, наводи ствол на цель и плавно спускай курок.

Федор целился долго — я не стал торопить, потом сам поймёт. Выстрел грянул для всех неожиданно. Федор заулыбался, потом потёр плечо.

— А он дерётся — как даст в плечо!

По очереди выстрелили все, потом делились впечатлениями.

Не хочется, но надо осваивать мушкет. Все армии, кроме, пожалуй, татар, уже имеют отдельные роты стрелков, а шведы перещеголяли всех — у них есть целые полки, вооружённые огнестрельным оружием. По крайней мере, пистолеты были у всех офицеров. Нельзя нам отставать.

На другой день я приказал всем взять лопаты.

— Это ещё зачем? Репу сажать?

Ратники засмеялись.

Я вывел их на луг.

— Главная сила конницы — в скорости. Когда на тебя идёт конная лава, удержать её пешему почти невозможно. А когда сходятся пешие рати, да ещё у врага и пищали есть, то главная задача ратника — зарыться в землю.

— Как кроту, что ли? — захихикал Федька-заноза.

— Именно так. Будете учиться рыть окоп.

Я показал, как это делается.

— Теперь пробуйте все.

Нехотя ратники принялись за дело. Я не заставлял их делать окоп в рост — это долго, а вот укрытие для лежащего научиться делать надо.

Федька рыл быстро, но землю разбрасывал вокруг окопа.

— Нет, Федя, не так. Землю кидай в сторону врага, вал насыплешь — он тебя от вражеских пуль или стрел прикроет. Называется он — бруствер.

— Чудишь ты что-то, боярин.

— Делай, что велено, сейчас увидишь.

Когда окопы были готовы, я приказал всем отойти, а Федору выстрелить в меня.

— Ты чего, боярин, убьёт ведь!

— Стреляй!

Я стоял в окопе, и когда Федор поднял пищаль к плечу, упал в него. И когда выстрел грянул, пуля лишь взбила фонтан земли.

Я поднялся из окопа.

— А теперь, Федор, ты ложись.

— Не, боярин, боязно мне.

— Я же остался живым, а ты что — трусливее меня?

Такого упрека Федор снести не смог и молча улёгся в окоп.

Я зарядил мушкет, прицелился по брустверу и выстрелил. Поднялось облачко пыли. Все бросились к окопу Федора. Он поднялся живой и невредимый, рот до ушей.

— Ну, понял теперь, зачем окоп и для чего бруствер перед ним?

— Понял, боярин!

— Когда окопа или ложбинки рядом нет — просто падайте на землю, и пуля пройдёт выше вас, или укройтесь за деревом, за конём, за телом убитого. Ясно?

— Поняли, боярин, уяснили.

— Лопаты оставить у себя, ручки укоротить. С длинной ручкой удобнее копать, да мешает она при передвижении. С короткой ручкой лопату с собой возить удобно, но копать ею медленно. Можете передохнуть немного, а потом будем учиться снимать дозорного.

Я решил их учить не только для боя, но и как пластунов. Так назывались в эти времена диверсанты- разведчики. Языка в плен взять, проникнуть в чужой лагерь, выкрасть чужого воеводу, диверсию какую устроить — для любого дела нужны навыки.

Ратники перевели дух, передохнули.

— Федор, встань сюда. Сегодня ты будешь изображать дозорного. Задача остальных — бесшумно его снять, то есть оглушить, связать и взять в плен. Кто попробует?

Вызвался Ванька — холоп из молодых. Он просто подошёл к Федору и треснул того кулаком по голове. Хорошо, у Федора шлем был. Федька возмущённо заорал:

— Ты чего дерёшься?