бойцы. У долговязых движения не скоординированные, медленные. У накачанных — удар силён, да скорость не та.

Я выхватил свою саблю, холоп — свою. Все, в том числе и боярин Опрышко, с интересом глядели.

Холоп кинулся в бой сразу. Он атаковал яростно, всё время осыпая меня градом ударов, которые я легко парировал. Через несколько минут я улучил удобный момент, выбил у него саблю из руки и подставил свою к его горлу.

— Проиграл. Следующий!

Вышел кряжистый мужичок. Он явно усвоил урок с предыдущим бойцом и вначале стоял неподвижно, явно провоцируя меня на нападение. Ну что же, хочешь урока — получи. Я сделал внезапный выпад, и когда мужик выбросил вперёд свою саблю, желая отразить удар, я перевёл конец сабли вниз и ударил его в ногу. Разумеется — плашмя. Кровь проливать в учебном бою я не собирался.

Пристыженный мужик спрятался за спины товарищей.

— Следующий!

Опрышко явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он хотел увидеть, как его холопы разделаются со мной, думал — я слабый противник. Не на того нарвался.

— Подожди, подожди, пусть вот он выйдет.

Опрышко подтолкнул вперёд последнего из строя.

— Борис, не посрами хозяина.

Борис вытащил саблю из ножен, и по тому, как он это сделал, я понял, что из всей пятерки он самый опытный и опасный. Движения были быстрыми, но плавными, как у кошки. И бросаться в атаку сломя голову он не стал. Стоял и смотрел.

Холопы притихли.

Я сделал небольшой выпад, он отбил, ещё выпад — отбил. Эдак он может долго стоять, а я буду вокруг него изображать танец с саблями. Я отступил назад и намеренно оступился. Холоп бросился вперёд, но я сделал мах ногой, подсёк его выдвинутую вперёд ногу, и он грохнулся на спину. Изображать удар саблей на добивание я не стал. Встал, отряхнул от пыли одежду.

— Неплохо.

Холоп поднялся с земли — чувствовал он себя не лучшим образом. Боярин Отрышко взъярился.

— Это я вас кормил-поил, коней самолучших под вас подвёл, учил — и для чего? Чтобы вы меня опозорили? Брысь с глаз долой! Вот я вам ужо!

Боярин помахал в воздухе кулаком, повернулся ко мне:

— Не раздумал брать?

— Пожалуй, последний хорош.

— А то! Сам муштровал, Федька-заноза.

— Почему заноза?

— В кажную дырку потому как лезет, а уж до девок охоч — просто спасу нет, всех девок в усадьбе поперепортил.

— Считай — уговорил. Беру.

— Только его одного?

— Всех возьму. Они хоть в боях бывали?

— Бывали — это ведь не все, только половина. Другая пятёрка под Коломной полегла, с татарами дрались. И ведь — самые лучшие сгинули. Я бы и этих не продал, да долгов куча, а в Литве они не нужны.

— Сколько за всех просишь?

— Смотря как брать будешь: коли с лошадьми, сёдлами, сбруей и полным облачением — это одна цена, коли пешими и в одной одежонке — другая.

— Сколько же с лошадьми и вооружением? Боярин наморщил лоб, прикидывая в уме.

— Двадцать рублей серебром.

— Побойся Бога, боярин, за такие деньжищи три деревни купить можно.

— Ты деревни на смотр зимой выставишь? — хитровато прищурился Опрышко.

Подловил, хитрован, понял, наверное, что выставлять мне некого. Или ратников не хватает, если по земле считать.

— Хорошо, по рукам! Боярин зычно крикнул:

— Федька! Где тебя носит? Опять по девкам, поди!

Из-за угла вывернулся ратник.

— Всем собраться с полным вооружением и на лошадях, как для похода.

— Опять кто напал?

— Узнаешь. Федька исчез.

Я отсчитал деньги, боярин их тщательно пересчитал, сходил в дом, вынес грамоты.

— Володей!

Тем временем появились одетые, как для боевого похода, боевые холопы. Все в кольчугах, со щитами. На боку — сабли, у стремени в петле — копьё. Хоть и хвалился Отрышко, что кони самолучшие, но я не впечатлился.

И всё-таки от сердца отлегло. Кольчуги не ржавые, кони вычищены, сытые — ишь, шкура лоснится. Да и правильно, что всю пятёрку купил, денег не пожалел — они друг друга знают, в боях испытаны, слажены. Подучить, конечно, придётся самому — как без этого. Если по гатям считать, так пара выходит лишней, но вдруг я ещё землицы подкуплю — в самый раз будет.

Отрышко встал на середину двора.

— С сего часа вашим хозяином является боярин Михайлов, слушайтесь его, как меня. Он теперь над вами волен.

Неожиданно боярин смахнул выступившую слезу, махнул рукой и ушёл в дом.

— Ну что, хлопцы? Едем ко мне домой. Теперь мой дом вашим будет.

Я вышел со двора, за мной гуськом в полном молчании выехали ратники. Мне кажется, они были очень удивлены внезапно произошедшей переменой хозяина и дома и теперь переваривали впечатления от события.

Когда мы всей ордой заехали в наш двор, Елена пришла в тихий ужас.

— Они что — все будут жить у нас?

— Временно, любимая, пока не построю воинскую избу.

Пока я шёл, а всадники ехали за мной, я решил поставить небольшую избу во дворе усадьбы, и в дальнейшем оставить в ней двух-трёх ратников — на всякий случай, чтобы под рукой были, охрана дома опять же. Остальных — в деревню. Но пока у меня не было воинской избы — ни здесь, ни в деревне, и пришлось отвести им одну комнату в доме. Тесновато было, но уже следующим днём я нашёл плотников, и через две недели мои боевые холопы обживали новое жилище. Васятка всё свободное время отирался там, слушая байки бойцов о походах, о схватках с врагом.

Я же мотался в деревню. Надо было следить за строительством, вовремя посылать Андрея в город за продовольствием — мешками брали муку, вёдрами — льняное и конопляное масло. Смешно, конечно — из города везти в деревню продукты, но деревня моя была пока слаба, можно сказать — дышала на ладан, и я мирился. «Ничего, — тешил я себя надеждой, — отстрою дома, куплю зерно на урожай, и тогда по следующей осени уже из деревни муку возить стану».

Мельница строилась активно, росла, как на дрожжах. Звероподобный Тимоня помогал плотникам, ворочая брёвна. Он где-то нашёл, а может быть, к нему сам прибился подросток из нищих, и теперь они были просто не разлей вода. Хотя что может быть общего между мужиком страшноватого обличья и пацаном лет четырнадцати? Я его не гнал, глядишь — отъестся, окрепнет — будет Тимоне помощником.

Дома в деревне уже желтели свежими срубами, и плотники с холопами возводили крыши. Оставалось настелить полы да окна закрыть — хотя бы слюдой.

А на обратном пути со мной приключилась неожиданная беда.

Я уже ехал в город, как дёрнуло меня посмотреть — что за развалины, поросшие травой, видны на моей земле, почти на границе её. Об этих развалинах Степан мне ничего не говорил. Ещё одна деревня