всех землян только я был способен понять и посочувствовать несчастному вернослужащему, вынужденному в недостойных условиях пониженного планетарного тяготения, вопреки наклонностям и привычкам, пренебрегая обычаями древнего рода вернослужащих, заветами отцов, минуя период божественного вдохновения, мистической прорисовки будущего идеального образа, перескакивая стадию его воспевания, — вот так сразу, тяп-ляп, воспроизвести подобный себе аппарат, ещё до рождения обреченный на вечную разлуку с папашей.

Я пытался успокоить его. Напомнил, что закон требует исполнения долга. Без рассуждений, без страха и упрека…

— Иначе, — убеждал я «Быстролетного», — тебя не поймут. Твои же товарищи вернослужащие — всякие навигационные системы, разумные помпы, двигатели, генераторы — отвернутся от тебя.

— Так-то оно так, — вздыхал койс. — А вдруг хорошенький получится! Обидно же!..

— В таком случае ты не очень-то старайся, — посоветовал я.

— О люди, о млекопитающие! — возмутился «Быстролетный». — Что значит, не очень? Есть специальные наставления, устав внутренней службы, технологические требования, наконец. Работа эта трудная, почетная. Кое-как я не могу!

Ковчег, присевший на корточки у входа в шлюз, внимательно прислушивался к нашему разговору. Мой напарник взрослел на глазах и в последнее время осмелел настолько, что иногда смел мне перечить. Это, в общем, радовало… Он был практичный, трезво мыслящий, в меру осторожный молодой скафандр. Это он посоветовал мне скинуть чудесный пояс — справимся и без него. Я согласился и оставил пояс в своем жилом отсеке. Беспокоило меня и немного раздражало разве что его нескрываемое увлечение Земфирой. Ковчег был её страстным поклонником и не скрывал, что когда наступит день вручения наград, он сотворит себе оболочку, напоминающую эту биокопию. Его очень интересовал процесс сотворения живого организма…

— Никто и принуждает тебя сработать кое-как, — возразил я, обращаясь к «Быстролетному». — Этого только не хватало! Нам же на этом аппарате возвращаться на Землю. Я о другом веду речь — разве нельзя заранее вложить в плод качества, которые тебе активно не нравятся. Я же помню, как ты содрогнулся, когда я предложил тебе завести кошку…

Тут я невольно бросил взгляд на пышно цветущую китайскую розу и поинтересовался.

— Послушай, как же ты свернулся в яйцо и не погубил растение?

— Кое-что перестроил в его генетической структуре… Ага, ты желаешь выяснить, можно ли подобную операцию произвести с живой плотью?

Я кивнул.

— Можно, но это высшее искусство. Им владеет только повелительница-знахарка. Я этому не обучен.

Я взял его слова на заметку. Мне уже хватало знаний, чтобы понять, что термин «искусство», употребляемый койсом, фламатером, синклитом, не имеет никакого отношения к нашему пониманию творческой деятельности. В их толковании это было всего лишь обозначение степени мастерства, потому что в общественном сознании ди давным-давно сложилось убеждение, что всякая сознательная деятельность своего рода искусство. Вплоть до изготовления ночных горшков. Не знаю, правда, пользуются они ими или нет.

После некоторой паузы я между делом поинтересовался.

— Значит, это именно знахарка обеспечила переброску подростка на неизвестную планету?

— На Беркту? — переспросил койс и тут же ответил. — Ну да. А я транслировал идеальную копию на тамошний запасной централ.

Предваряя мой вопрос, он разъяснил.

— На Беркте расположена центральная для этого сектора галактики приводная станция. Когда повелители приняли решение возвращаться, они попытались связаться с Берктой, однако централ не отвечал. Пришлось послать туда образец живой плоти. Туда и обратно. Здесь на месте синклит воспроизвел идеального гонца, детально проверил его и пришел к выводу, что приемная станция на Беркте работает в нормальном режиме. Правда, режим автоматический. От своих — ни ответа, ни привета! Затем его вопроизвели в форме биокопии, которую угораздило свалиться в обрыв.

Мне не следовало спешить. Я нутром почувствовал, что на этот раз койс разговорился. Все-таки древний старик, тоже хочется вспомнить былое, доказать, что и он не лыком шит.

— Что же случилось на Беркте? — с полным равнодушием спросил я.

— Черт его знает. Скорее всего землятрясение. Около нескольких сотен тысяч лет назад.

— Что же, вы не могли послать копию члена экипажа.

— Ну, ты даешь, Серый. Сразу видно, что дикая раса. Кто же из нормальных ди позволит себе изготовить копию! Подобный проступок преследуется по закону как самое тяжкое преступление.

— То есть, — не понял я.

— Наши десять заповедей уже давным-давно начинаются с фразы: «Не приумножайся». Потом уже «не убий», «не прелюбодействуй», «не сотвори себе кумира»… Но прежде всего — «не приумножайся»!

В голосе «Быстролетного» послышались торжественные нотки.

Я, ошарашенный, слова не мог вымолвить. Выходит, с моими собратьями можно поступать как заблагорассудится — их можно приумножать, губить, ловить на слове, отсылать на чужие планеты. Использовать как шест во время переправы через реку. Ткнул в дно, и если мелко — можно ступать дальше. Так, что ли?.. Выходит, они решили использовать Сережу в качестве подопытного кролика? Вся мистика, слезы Натальи Павловны, его матери, горе отца, самое противное человеческому разуму несчастье — смерть юного человека — вполне умещались на ноготке пришедшего к нам бога. Что-то вроде пылинки — сдул её и даже не заметил?.. Это был ушат холодной воды на разгоряченное воображение. Мы сами хороши — по мере разумности и воздаяние. Нет, я не брал на себя смелость кого-то осуждать, кого-то оправдывать. Простор жизни, уместившийся в космосе, не нуждался в нашем сочувствии, воспевании, отрицании или черт знает в чем еще. Это было нужно только нам, чтобы не заплутать в трех соснах. Другие загадки в момент откровения переворошили мне душу. Почему соотечественники синклита ди не откликнулись, получив такое оригинальное послание с просьбой о помощи? Где они?.. И второе — что имела в виду знахарка, обещая нам кучу хлопот с возвращением Сергея? Хотя, боюсь, на второй вопрос я уже знал ответ. От него холодок пробежал по телу. Каждый следующий шаг вперед давался нам, представителям Земли все труднее и труднее…

В полночь по местному времени мы вернулись на Землю. Во входном шлюзе я простился с «Быстролетным», пожелал ему удачи в сотворении малосимпатичного, с дурным характером аппарата и направился в свой отсек. Час был поздний, в глубине горы стояла сонная, дремотная тишина. Давным-давно была заделана трещина, через которую вместе с каплями воды в подземный туннель просочилась Каллиопа.

Героическое то было время, риск(вое! Теперь другая пора — тупого исполнительства, любовей, скорого расставания. Мне стало грустно… Томила некоторая устроенность жизни, ясность цели, налаженный быт. Подземелье теперь чем-то остро напоминало общежитие, все ходят друг к другу в гости… Тайна упрощалась, обрастала пошлыми деталями.

Разве что удивительными могли показаться следы мокрых босых ног, которые я обнаружил в насквозь промерзшем, подземном коридоре возле своего отсека. В нашей команде появились йоги? Кто это мог быть?

Не заходя в помещение, я двинулся по следу. Отпечатки привели в темный тупик — здесь меня встретила глухая стена. Внимательно ощупал и осмотрел холодную шершавую поверхность. В этот момент из-за спины донеслись осторожные, чуть пришаркивающие шаги. Звуки приближались, скоро долетел шелест материи, затем чья-то скороговоркой брошенная ругань… В тупике спрятаться было негде — я попытался вжаться в стену. Бесполезно! Такого огромного, в скафандре, трудно было не заметить.