момента. Вскинул меч и принялся крушить направо и налево. Все свершалось в грозном, оцепенелом безмолвии — только свист клинка, легкое уханье, стеклянистый звон осыпающихся на пол обломков. Тут же в сторонке, на поверхности мати земли, кто-то гулко хохотнул. Следом взревел разбуженный Каллиопой ураган. Я крикнул — пора! Георгий сорвал уздечку и вспрыгнул мне на спину. Я одним прыжком одолел отвесный край. Вовремя!.. На том месте заскрипело, затрещало. С корнем вырванные деревья начали ссыпаться в яму, и скоро гора бурелома выросла на том месте, откуда черные мурины проникали в наш мир.
Георгий накинул уздечку мне на шею, и я встал, как вкопанный.
— Ну-ка, слезай, а то скину! — рыкнул я.
Меченосец удивленно вскинул брови, я чуть подтолкнул его, и он поспешно, перекинув ногу, соскользнул со спины.
— Что случилось, Серый?
— Наитие нашло. Знаешь, Жорка-друг, береженого, как говорится, Бог бережет. Дай-ка схороню я эту пряжку подальше. Придет срок, пригодится…
С этими словами я одним прыжком одолел верхушки деревьев и пониже облаков ходячих метнулся в тверские края, за речку Нерль — было там у меня заветное место, в овраге, под камнем-исполином. Вырвал я пряжку из поблекшей уздечки, сунул в подземную нору, привалил богатырский камень, заговоров навесил и также украдкой, прыжками, назад. Там посадил на загривок Георгия и выбежал из леса с накинутой на шею уздечкой.
— Минуты терять — все потерять! — издали крикнул я Каллиопе, уже изготовившейся заклятью, с помощью которого можно было вывернуть шкуру мехом внутрь и, как был волком, так и полез в койс. Пусть этот космический вернослужащий поближе познакомится с таким произведением матушки-природы, как блохи. Хотя, конечно, койс и глазом не моргнет — хладнокровно передавит земных тварей, пытающихся проникнуть в его внутренности. Уже в рубке я нарочито громко, стараясь скрыть досаду от невозможности собственными силами облечь себя в природный — человечий — образ, объявил.
— Труба зовет. Вперед, на Исландию.
— Верное решение, — поддержал меня капитан.
Георгий пожал плечами, Каллиопа промолчала, а ответа Василь Васильевича никто и не ждал.
Расстояние в четыре тысячи километров мы одолели быстро. По наводке черной муринки отыскали в обрывистом, скалистом берегу устье лавовой пещеры. Койс лег на воду, чуть притоп, и посланный на разведку фавн, кряхтя и поскуливая, полез в воду.
Я закрыл глаза, хотелось собраться с мыслями. В этот момент до меня донеслись мелодичные звуки гитары. В руках Георгия неожиданно оказался инструмент — сотворил из воздуха? — следом раздался приятный тенорок.
Я глянул на широкий экран, который высветил перед нами койс. Дрожащий от холода, принявший свой древний облик Василь Васильевич с опаской заглядывал в жерло заливаемой водой пещеры. Я последовал за его взором, под соединился к ментальному щупу, брошенному в подземелье сознанием капитана так на пару мы мысленно добрались до обширной полости, выжженной в граните потоками лавы. То, что мы увидали, подтвердило самые худшие опасения. Игвы и раругги — обитатели изнанки мира, жители подземных шрастров и подданные Гагтунгра, копошились возле гигантского сооружения — сложенной из каменных блоков платформы, на которой возвышался арочный проход, напоминающий высокий полуовал, сваренный из металлических полос. Пояса нигде не было видно, и если бы не знакомый мне до боли в сердце ментальный образ, я бы ни за что не догадался, что мучительно растянутый древний талисман был запаян в полость, проходящую в теле металлических опор. До окончания работ было, по- видимому, далеко, однако разбросанные кабели, инструменты, непонятные приборы, расставленные на стеллажах и тележках, огромные индукционные катушки — я на расстоянии ощутил запах смазки — нагнали на меня тоску.
Вот уж с кем я бы не хотел иметь дело, так это с пакостью, освоившей промышленные технологии. Я передал изображение Георгию, тот в ответ кивнул — вижу, — и, не меняя тона, продолжил:
Каллиопа недовольно фыркнула.
Бой обещал быть жарким — не та детская забава, в которую мы сыграли, разгоняя мурьё. В этом случае нам предстояло иметь дело с существами разумными, организованными, безжалостными. Я ещё раз бросил мысленный взгляд на странное сооружение в центре подземного зала. Если я правильно понял, это был мощный деформатор времени — или точнее, пространственно-временного континуума — позволявший солидным, обладающим большой инерционной массой телам преодолевать линию раздела, отграничивающую наш мир от подземных преисподних. Веками копившаяся психическая энергия — собранные по каплям материнские слезы, плач детей, стоны раненых, последние вздохи умирающих, — все, что по легенде было запрессовано в чудесный пояс, что составляло его мощь, теперь должно было послужить разгулявшемуся злу. Никогда раньше армагеддон не был так близок. Мор, глад, чума обрушатся на людей, их вопли, крики, всхлипы, кровь и пот, проклятья и мольбы благодатным дождем оросят обездушенные тела бесчисленных подземных жителей. Они выпьют наши печали, надежды, омрачат мысли, осквернят веру, и чем больше страданий обрушится на головы людей, тем вернее будет прибывать сила обитателей подземных шрастров.