разномастных лошадях, в высоких седлах ехали празднично разряженные вассальные князья, раджи и султаны. При виде такого шествия народ падал ниц и поднимал руки к небу, как бы прося у богов Тримурти благоденствия императору и его воинству.

Несомненно, Павлиний трон был шедевром ювелирного искусства.

Так же, как и прославленные памятники индийского зодчества, дворцы и храмы, воздвигнутые в Индии за много веков до появления там династии Великих Моголов, он является славой Индии.

И все же этот осыпанный драгоценными камнями трон сыграл весьма отрицательную роль: являясь в зал к шаху, восседавшему на сверкающем кресле, вассальные князья и придворные теперь унизывали свои пальцы золотыми кольцами с рубинами, изумрудами и другими самоцветами.

Вслед за ними в шахском и прочих гаремах бесчисленные жены и наложницы выпрашивали у своих повелителей старинные диадемы, колье и парюры, осыпанные алмазами и всевозможными драгоценными камнями. Не обладая достаточным художественным вкусом, красавицы одалиски ломали уникальные вещи и выковыривали из них камни для своих будущих вычурных серег и колец с поспешностью попугаев, вылущивающих зерна из тропических плодов.

Каждая щеголиха кичилась перед другой своими новыми сережками с аляповатыми подвесками и кольцами, усыпанными разнокалиберными камнями.

Между женами и наложницами в гаремах развивалась зависть, вражда и ненависть.

В женские споры и ссоры зачастую вмешивались их повелители.

Особенно пышным цветком расцвело сибаритство при Аурангзебе и Мухаммад-шахе.

Происходившие в гаремах склоки отвлекали шахов, султанов и раджей от их прямых военных и гражданских обязанностей.

В строевых частях резко пала дисциплина. Разболтанность в войсках и чрезмерная роскошь военачальников и придворной знати пагубно отразились на всей некогда могущественной индийской армии.

Весть о замечательном Павлиньем троне шаха Джахана докатилась до одной из соседних стран, где люди вылавливали скатный жемчуг, ткали узорчатые ковры, грабили караваны и вели междоусобные войны. Атаман одной из разбойничьих шаек Тахмаси-Кули-хан объявил себя шахом Надиром — властителем Персии.

Подчиняя своей диктаторской власти все разрозненные, враждующие племена, новоявленный вождь создал стотысячную армию и ограбил Грузию, Бухару и Хивинское царство.

Узнав о несметных богатствах и Павлиньем троне, 'великий завоеватель' решил бросить свои вымуштрованные пехотные полки и легкую конницу к границам сказочной страны.

Как большинство падишахов, султанов и магараджей, Надир-шах был суеверен. Он повелел своим астрологам узнать счастливый день и точный час похода на Индию.

Звездочеты не заставили шаха долго ждать ответа. Они объявили:

— Ты должен сесть на своего боевого коня в праздник большого байрама, когда на юге в созвездии Змееносца появится Марс, а на востоке в созвездии Рыб ярко заблестит Венера. В то, что тебе посоветует мулла, ты не верь: мы ближе к звездам, чем все его минареты, поставленные один на другой. Да благословит тебя аллах и созвездие Скорпиона!

Летом 1738 года Надир-шах вторгся в Индию и наголову разбил войска Великого Могола — Мухаммад-шаха.

Из Кабула он направил побежденному Моголу свой ультиматум: 'Я пришел сюда, чтобы присоединить к Персии провинции Пенджаб и Кашмир и получить Павлиний трон'.

Своему войску шах Надир предоставил на разграбление Шахджеханабад, где было уничтожено почти все население.

Пока мулазимы, юзбаши и пятисотники [Мулазимы, юзбаши, пятисотники — воинские чины в персидской армии] занимались грабежами, насилиями и убийствами, а шах Мухаммад сочинял ответ на ультиматум, 'всевеликий' шах Надир со своими эмирами, газиями и минбаши предавался буйному разгулу с изобильными возлияниями запрещенного мусульманам вина. Никто из правоверных не пожелал вспомнить изречения пророка о том, что 'если в колодец упадет капля вина, то надо этот колодец засыпать. А если над ним вырастет трава и баран съест эту траву, то употреблять его в пищу правоверному нельзя'.

Шах Мухаммад медлил с ответом. Великому Моголу было менее обидно потерять Пенджаб с его богатейшими пастбищами, сахарным тростником и рисовыми полями, чем расстаться с Кашмиром, где с незапамятных времен добывались лучшие во всей Азии сапфиры — те самые сапфиры, которые так сверкали в Павлиньем троне. Магараджа взглянул на свой чеканный перстень с темным, будто покрытым инеем, синим камнем, и новая морщина легла над переносицей Могола.

Ну что ж, в конце концов, обе провинции когда-нибудь будут отвоеваны у персов. Всему свой черед, свое время. Недаром бенгальцы говорят: 'Выбитый из седла всадник остается воином, если он не потерял в битве свой меч'. Нет, рука Мухаммада еще твердо лежит на эфесе.

Так и быть, он согласен лишиться двух богатейших провинций, но отдать Павлиний трон, на котором сидели отцы и деды, решая государственные дела Индии, — нет, на такую жертву и позор шах Мухаммад пойти не может. Нужно оттянуть время и изготовить копию Павлиньего трона…

И пока гонцы везли шаху Надиру согласие на ультиматум, из джайпурского каземата, по повелению Великого Могола Мухаммад-шаха, в делийскую тайную тюрьму под покровом ночи были доставлены три человека: золотых дел мастер, чеканщик по серебру и непревзойденный гравер, некогда выпускавшие фальшивые рупии, почти неотличимые от настоящих золотых монет.

Заключенным предложили в обмен на свободу изготовить копию Павлиньего трона. С этой целью им было оказано полное доверие и предоставлены сотни алмазов, изумрудов, сапфиров и других драгоценных камней. Тут же, в одном из караульных помещений, находился настоящий Павлиний трон, допуск к которому разрешался только трем фальшивомонетчикам и падишаху.

Мастера приступили к работе. С большим искусством подбирали они по цветам и оттенкам драгоценные камни и крепили их в подготовленные чеканщиком гнезда. Наконец второй Павлиний трон был окончательно отделан и поставлен рядом с первым.

Приглашенный для принятия работы Мухаммад-шах долго осматривал оба трона, но так и не смог отличить настоящего от копии. Затем Великий Могол приказал стражникам под усиленной охраной вынести из тюрьмы вновь изготовленную копию, а подлинный трон опустить в подземелье каземата вместе с тремя узниками — впредь до ухода последнего персидского воина с индийской земли.

Принимая 'подарок' от магараджи, Надир-шах возложил на голову Великого Могола корону и торжественно объявил:

'Мы дарим падишахскую власть в Индии с короной и перстнем могущественному и славному Мухаммад-шаху'.

Летописец, описывая этот исторический момент, патетически восклицает. 'Они стояли рядом, как Луна и Солнце, облокотившись на ослепительно сверкавший Павлиний трон, из-за которого были пролиты реки крови' и который, в сущности, оказался копией, о чем не знал ни шах Надир, ни летописец.

Чтобы несколько смягчить впечатление от своего опустошительного набега на Индию, шах Надир решил породниться с Великим Моголом Мухаммадом. С этой целью он предложил бездетному магарадже выдать его племянницу замуж за своего сына — Насраллах-мирзу.

Великий Могол дал свое согласие, и вскоре начался пир.

Золотые ковши, блюда и кубки с инкрустацией из драгоценных камней были предусмотрительно припрятаны Мухаммад-шахом.

Столы ломились от яств. На серебряных подносах возвышались груды дымящегося мяса и бархатисто-нежных плодов. Из двух мраморных фонтанов били струи вина и кокосового молока. Свадьба была торжественной и пышной, с музыкой, пением и древнеиндийским танцем бхаратнатьям. Безудержное веселье во дворце, когда кровь погибших еще не была смыта с каменных стен и мощеных улиц, походило на пир во время чумы.

Наконец наступил час, когда персидская армия, разодетая в пестрые индийские халаты, цокая копытами коней и скрипя колесами походных повозок, переполненных трофеями, двинулась в обратный путь. Дойдя до Инда, где строились понтонные мосты, войска остановились. Первым на противоположный берег перевезли Павлиний трон вместе с шахом Надиром. Здесь визирь доложил шаху о том, что многие