Я скомкала листок и швырнула его в корзину под столом, где он немедленно пропитался остатками Мирандиного третьего за сегодня капуччино. Обычный рабочий день и обычный список. Я уже хотела залезть в свой электронный почтовый ящик – посмотреть, нет ли там чего новенького, но тут появилась она. Черт бы побрал эту Софи! Снова забыла предупредить.
– В список внесли последнюю информацию? – Она говорила холодно, ни на кого не глядя и никак не показывая, что вообще заметила наше присутствие.
– Да, Миранда, – ответила я, подавая папку, чтобы ей не пришлось за ней тянуться. «Два слова», – подумала я, открывая счет и надеясь (впрочем, с большой долей вероятности), что и сегодня не скажу ей больше семидесяти пяти слов. Она сбросила с себя норковую пелерину – такую мягкую и красивую, что я с трудом удержалась от того, чтобы не зарыться в нее лицом. Я пошла убрать в шкаф эти великолепные останки убиенных животных и, осторожно потеревшись о пелерину щекой, почувствовала холодные капельки нерастаявшего инея. Как кстати.
Я сняла крышечку с чуть теплого капуччино и аккуратно разложила на немытой тарелке жирный бекон, колбасу и сырную массу. Потом на цыпочках прошла в ее кабинет и осторожно поставила тарелку на край стола. Она что-то писала на своей цвета небеленого полотна почтовой бумаге и пребывала в на редкость благодушном настроении.
– Ан-дре-а, мне нужно сделать кое-какие распоряжения для банкета по поводу помолвки. Возьмите блокнот.
Я кивнула и тут же подумала, что можно было и не кивать. Этот «банкет по поводу» основательно отравлял мне жизнь. До него оставался еще целый месяц, но, поскольку Миранда в ближайшее время собиралась улететь на европейские показы, подготовка к банкету велась заранее. Я вернулась в ее кабинет с блокнотом и ручкой, изначально настроившись на то, что все равно не пойму ни слова из того, что она скажет. На мгновение мне захотелось присесть – это намного облегчило бы стенографирование, – но я благоразумно подавила в себе это желание.
Она вздохнула так, будто…была до крайности утомлена всем этим и не уверена, сможет ли нести свой крест до конца, затем покрепче затянула белый шарф от «Гермес», из которого навертела вокруг запястья нечто вроде браслета, и принялась диктовать:
– Свяжитесь с Натали из «Глориес фудс» и скажите ей, что на десерт я выбрала компот из ревеня. Она начнет убеждать вас, что ей нужно поговорить со мной лично, но не слушайте ее – это чепуха. Позвоните Михо и убедитесь, что они действительно поняли мои распоряжения по поводу цветов. До обеда свяжете меня с Робертом Айзабеллом, мне нужно обсудить с ним дизайн скатертей, табличек и сервировки. Также свяжитесь с той девушкой из администрации Метрополитен-музея и узнайте у нее, когда все будет готово. Пусть пришлет мне по факсу схему расстановки обеденных столов – я должна буду подумать о порядке размещения гостей. Это пока все.
Все время, пока говорила, она не переставала строчить и в тот самый момент, когда закончила диктовать, протянула мне готовую записку. Я закрыла блокнот, надеясь, что все поняла правильно – что было не так легко, если учесть скорость, с какой она давала указания, и британский акцент.
– Будет сделано, – пробормотала я и повернулась, чтобы уйти. Теперь количество сказанных мной Миранде слов увеличилось до четырех. Может, удастся не дойти до пятидесяти, подумала я. Затылком я чувствовала, что она в упор уставилась на мой зад, и мне захотелось развернуться и пойти спиной вперед, как это делают правоверные евреи, покидая Стену Плача. Но я лишь спряталась за своим письменным столом и принялась рисовать в воображении занятную сцену: тысячи хасидов в длиннополых черных хламидах от Прады водят хоровод вокруг Миранды Пристли, повернувшись к ней спиной.
И вот настал тот благословенный день, которого я так ждала и о наступлении которого столько молилась. Миранды не только не было в офисе – ее не было даже в Соединенных Штатах. Меньше часа назад она заняла свое место в «конкорде» чем несказанно меня осчастливила, Эмили все твердила, что Миранда за границей даже требовательнее Миранды в офисе, но я на это не купилась. Мысленно я уже строила великолепные планы, предвкушая наслаждение от каждой минуты ожидающих меня двух недель свободы, – и в этот момент по электронной почте пришло письмо от Алекса.
Привет, детка, как ты? Надеюсь, что по крайней мере неплохо. Ты ведь, наверное, очень довольна, что она уехала, правда? Отдохни теперь как следует. В общем, я просто хотел попросить, чтоб ты перезвонила мне сегодня где-нибудь около половины четвертого. У меня будет свободное время перед занятиями, и мне надо поговорить с тобой. Ничего особенно серьезного, просто надо поговорить.
Я тут же встревожилась и послала ему записку, где спрашивала, все ли в порядке, но он, должно быть, ушел сразу же, как отправил мне послание, потому что так и не ответил. Я постаралась как следует запомнить, что около половины четвертого мне надо позвонить Алексу, и меня очень радовало, что она не сможет помешать моим планам. Но чтобы подстраховаться, я нацарапала на клочке почтовой бумаги «Подиума»: «Позвонить А. сегодня в 3.30» – и прикрепила листочек к монитору своего бирюзового «Мака». После этого я собралась позвонить одной своей школьной подружке, которая неделю назад оставила мне сообщение на автоответчике домашнего телефона, – и тут раздался звонок.
– Офис Миранды Пристли, – нехотя выдохнула я в трубку, заведомо не одобряя намерения звонившего, кто бы он ни был.
– Эмили? Это вы, Эмили? – раздался голос, который мог принадлежать только одному человеку на земле, – и, казалось, растекся из трубки по всему помещению; Эмили, сидевшая в другом конце секретарской, конечно, не могла слышать, кто именно звонит, но тем не менее она подняла голову и
