Пытаюсь соображать, хоть это и трудно. Текут секунды. Никто больше не появляется. Верчу головой и обнаруживаю любопытный факт: зомбаков уже не шестеро и тем более не восемь, а всего пятеро. Они по- прежнему растерянно топчутся, сбившись в кучку, как овцы, они вооружены, но им больше нет до нас никакого дела. И мерещится мне, что каждый из них пребывает в глубокой задумчивости, мучительно пытаясь вспомнить нечто важное, ключевое, жизненно необходимое…

И мне жаль их! Только что мы стреляли друг в друга, я убивал их, потому что они хотели убить меня, а теперь не испытываю к ним ничего, кроме острой жалости. Они ещё пытаются что-то вспомнить! Что? Что были когда-то людьми? Бесполезные усилия. Ходячий труп останется трупом, марионетка — марионеткой. Без внешнего управления зомби ни на что не способны и безопасны. А ведь какой-нибудь хмырь, никогда даже не приближавшийся к Зоне и не любящий вставать с мягкого дивана, может сказать: ну и правильно. Так, мол, им и надо. Чего их жалеть? Они ведь бывшие сталкеры — нахраписто-жадные мужики, гробящие своё здоровье и нередко друг друга для того, чтобы выгрести из Зоны всю её мерзость и рассеять по миру. А ради чего? Ради денег. Что им высшие ценности демократии, свободы и прогресса? Тьфу и растереть. А ведь и бандиты иной раз под пси-воздействие попадают и тоже становятся такими же зомби. Тем лучше для общества. Всё это, мол, сплошная зоология, выражаясь метафорически. Крысы, кабаны, волки, гиены с интеллектом простейших — вот кто такие сталкеры и прочие ползающие по Зоне организмы. Поделом им!

Ух, и врезал бы я по сусалам такому хмырю! Уже за одну его уверенность в собственной правоте врезал бы. За то, что он берётся судить, не увидев и не пощупав то, о чём судит. За его посконный здравый смысл, за правду его жвачную, законами поддержанную, полицией охраняемую! Да мне полоумные «свободовцы» милее, чем все на свете «добропорядочные» граждане!

Хотя… а сам-то я кто? Кем стал, уйдя из Зоны? Не одним ли из «добропорядочных»?

Нет, сейчас это слишком сложная мысль для моих мозгов. Потом, если жив останусь, поверчу её так и этак, а пока…

Что пока-то? Лежать? Вычет сказал: лежать. И как долго?

Опа! Не зря я смотрел на зомбаков — успел увидеть, как сверху ринулась к одному из них острая, как шпага, тень, подхватила его, и в одно мгновение исчезла с ним в вышине — зомбак даже ногами не дрыгнул. Четверо их осталось. Интересное кино… Кто тут враг, кто друг? И что это, блин, вообще за место?!

Вычет жестами показывает мне: не поднимай башку, будь ниже, распластайся! Ладно. Ему виднее, он пробыл здесь дольше всех и уцелел, а ещё он умный. Авось не перемудрит на этот раз.

В очередной раз выползаю из лямок рюкзака — с ним как с горбом. В ладонь удобно ложится рукоять пистолета. Ну, «беретта» моя, она же М9, верная подруга, не подведи сталкера Чемодана…

И вот ещё что обидно: и Хвост, и Гляпа сохранили свои автоматы, даром что Гляпа желторотик, а Хвост ранен. Но я лишь мельком бросаю на них взгляд и продолжаю наблюдать на «монолитовцами».

Их всё ещё четверо. Вот один отделяется от кучки и медленно, как сомнамбула, бредёт куда-то. Я слежу за ним, а зря: мгновенно надвинувшаяся сверху тень подхватывает не его, а одного из оставшейся тройки. Как быстро-то… Просто удивительная скорость атаки. Словно птица склевала букашку, птица с длинным острым клювом. «Аист ловит лягушат, где они кишмя кишат…» Погоди-ка! «Кишмя кишат…» А не Вычет ли кричал, чтобы мы не кучковались? Умница Вычет, гений, мировая величина, голова потусторонняя, математическая… Кто мог предположить, что и в Зоне от тебя будет польза?!

Значит, так. Мир непонятен, но проясняется расклад и уже понятен образ действий: рассредоточиться и быть как можно ниже. Тогда есть надежда остаться незамеченными. Ну, это мы сделаем. Это легко. С другой стороны, не худо бы поговорить по душам с обладателем этакого клюва. Он ведь, наверное, к голове крепится? А как той голове понравится девятимиллиметровая пуля?

Когда острая тень, низринувшись с высоты, подхватывает очередного «лягушонка», я кладу пулю чуть выше головы обреченного зомби. Никакого эффекта. Опешивший в первую секунду Вычет орёт мне, что я идиот. Ладно, я приму это к сведению. Что-то он ещё кричит… А, чтобы я переполз на другое место. Демаскировал я себя выстрелом, надо думать… Ладно, переползём.

Волоча за собой рюкзак, отползаю шагов на десять и продолжаю наблюдать. «Монолитовцев» теперь двое: один по-прежнему топчется на месте, другой сомнамбулически движется прочь от него и от нас. Кто первый?

Движущийся. Цап — и нет его. Только острая метнувшаяся сверху тень, только стремительный хват и молниеносное исчезновение жертвы в сером небе, если только оно небо…

Не проходит и минуты, как настаёт очередь последнего. Теперь мы одни, и каждый из нас изо всех сил старается распластаться, стать ещё чуть-чуть ниже, незаметнее для тех, верхних тварей. А незаметны ли мы? Яснее ясного, что эта мысль гложет сейчас любого из нас, и каждый думает: кто следующий? Если следующий действительно будет и если им окажусь не я, то что мне делать: ещё сильнее вжаться или удирать куда глаза глядят в надежде на авось?

Нет, надо лежать. «Авось» тут не пройдёт, я это чувствую так ясно, как будто всегда знал. Выдержу. Мои нервы в порядке, несмотря ни на что. А на самый крайний случай у меня есть граната. В клюв её этому аисту, в пасть, в самую глотку!

Медленно-медленно тянется время. Секунды как камни, минуты как горы. Давят.

— Порядок! — Вычет теперь не кричит, а говорит, но его прекрасно слышно. Здесь вообще хорошая слышимость — воздух, что ли, такой? — Советую всем запомнить: здесь нельзя сбиваться в кучу, нельзя вставать на ноги, нельзя стрелять. Пока мы ничего этого не делаем, они нас то ли не видят, то ли игнорируют. Всё поняли?

— Кто «они»? — довольно-таки тупо спрашиваю я.

— Существа этого мира, очевидно. Очень любопытный мир.

— Какой ещё мир? — Весь мой организм требует объяснений. — Мы не на Земле, что ли?

— Точно не скажу. Думаю, и да, и нет. Во всяком случае, к иным планетам этот мир не имеет отношения, уж очень у него топология занятная. Пожалуй, здесь дело в количестве пространственных измерений… Ты на небо глядел?

— Какое ещё небо? — продолжаю тупить я.

— Ну, то, что наверху. Хотя ты прав, это не небо. Это гораздо интереснее. Приглядись повнимательнее, не пожалеешь.

Перекатываюсь на спину, гляжу в зенит и вокруг. Серое здесь всё, серенькое. Пусто и ровно, как на огромном хорошо асфальтированном поле, только не асфальт это, а уж не знаю что, не встречал такого материала. Горизонта нет. Почему я не заметил сразу, его ведь в принципе нет! Поверхность, на которой мы лежим, как пластуны под обстрелом, плавно загибается вверх справа и слева от меня, переходя в подобие вогнутых стен и далее — в «потолок», а спереди и сзади от меня поверхность плоская, уходит без загиба чуть ли не в бесконечность. И вот ещё что интересно: прямо над нами в «небе» тянется широкая полоса, тоже серая, но чуть темнее фона и с хорошо различимыми границами.

Был бы воздух прозрачнее, я бы разглядел лучше, но и то, что я сейчас вижу, — пугает до дрожи. Всю жизнь предпочитал иметь дело с понятными опасностями.

Как насчёт радиации?

По сравнению с Зоной дозиметр показывает здесь самую ерунду — мою собственную радиоактивность. Высоковата она, конечно, врач бы встревожился, ну а сталкеры на это поплевывают. А местного фона то ли вовсе нет, то ли он низок. Вроде и неплохо, но уж больно непривычно, а непривычное пугает.

А что ПДА?

Молчит мой комп, он же связное устройство. Заряд батареи, правда, на исходе, но программы работают, файлы на месте — нет только связи. Отрезало.

Спокойно, спокойно… Брось дрожать. Возьми себя в руки, сталкер Чемодан. Вычет умный, он объяснит.

— Ну и что это такое, по-твоему? — спрашиваю я его.

— Не узнал? — Вычет доволен: пробил его звёздный час. — Да это же самая обыкновенная бутылка Клейна!

— Бутылка чего?

— Ты что, не в курсе? Хм, тогда на пальцах… Что такое лист Мебиуса — знаешь?

— Слыхал.