повзрослел, — возразил Хезаль и толкнул киммерийца, заставляя его снова лечь. Одно то, что туранец смог это сделать и что Конану не особо хотелось сопротивляться, доказывало, что, наверное, киммерийцу следует предоставить Хезалю завершить эту битву.
Она ведь была в конце концов по существу выиграна, даже если пройдет еще некоторое время, прежде чем туранцы разгонят оставшихся дикарей. Потому Конан улегся поудобнее и стал ждать носилки.
Капитан Махбарас направлялся к своим покоям. Обычно он проделывал этот путь пешком, так как тропа эта была довольно-таки крутой для лошадей, а ехать на осле ему мешало достоинство воина.
Однако сегодня ночью он мог бы еще больше потерять достоинство, оступившись и покатившись с горы, чем потерял бы, сидя верхом на осле. Такой слабости в ногах Махбарас не ощущал с того дня, когда впервые в жизни прошагал с полной выкладкой с рассвета до заката.
Повелительница Туманов оценила его как мужчину. Теперь он не мог больше сомневаться в этом. Она также проделала это прямо на виду у дев, которые могли и не быть такими уж преданными или сдержанными. Таким образом, что бы там ни думала Повелительница, это уже не являлось тайной.
Такое внимание со стороны колдуньи едва ли могло хорошо кончиться, даже если не думать о своей чести. О судьбе любовников ведьм рассказывалось во многих разных историях, но ни одна из них не имела хорошего конца.
Однако после оскорбления, которое нанес Махбарас Повелительнице Туманов, у капитана не оставалось никакой надежды. Один раз он рискнул, облегчив муки своему воину, и благодаря какому-то чуду или прихоти колдуньи, которая все-таки оставалась женщиной, его не убили на месте. Второй раз такая удача ему не выпадет.
Махбарас думал об этом, возвращаясь к далеким огонькам фонарей у дверей своих покоев.
— Так значит, гирумги решили взбунтоваться? — спросил Конан.
— Похоже на то, — ответил Хезаль.
— Одна тайна разгадана, — вздохнул Конан и налил себе в чашу еще вина.
— Ты уверен?.. — начал было Хезаль.
— Я уверен, что ты научился воевать не у Хаджара, и твой отец не служил мне нянькой, — проворчал киммериец. — Голова у меня почти не болит. Я вижу только то, что у меня перед глазами… Я не блюю и не засыпаю.
— И это доказывает, что головы у киммерийцев и правда тверже камня, — вставил Фарад.
Конан воздел руки в притворном негодовании:
— Раз уж моя голова способна удержать мысль, не поразмыслить ли нам о том, что делать дальше?
Захваченный Конаном пленник был из Клана Камня экинари. Сын вождя экинари был братом по крови вождя гирумги. Это объясняло, почему экинари ехал с гирумги.
— Даже знай ты речь этих племен, ты не смог бы извлечь из этого бородатого ответов, которых он сам не знает, — продолжал Хезаль. — И нисколько не помогло бы тебе то, что остальные члены Клана Камня, или кем там еще были его товарищи, сбежали, словно за ними гнались по пятам пятьдесят демонов.
— Пятьдесят демонов или, возможно, все уцелевшие гирумги, — заметил Фарад.
— Слава Митре, их осталось немного, — вздохнул Хезаль.
Излишняя самоуверенность приводила в безвестную могилу капитанов и получше Хезаля, но Конану показалось, что в данном случае туранец прав. Но воины Хезаля оказались не единственными, кто вступил в битву после того, как она давно началась.
Зеленые плащи старательно осаждали афгулов с заложниками, когда раздались звуки боя. Убежденные, что битва эта наверняка связана с Конаном, идущим на выручку своим людям, предводитель афгулов стал вести переговоры и предложил новые условия перемирия.
Афгулы отпустят без выкупа всех заложников и вернут им оружие. В ответ Зеленые плащи должны были принести клятву о том, что не причинят вреда афгулам до тех пор, пока они не победят общего врага.
Зеленые плащи приняли это предложение, и обе стороны поклялись соблюдать перемирие, пока их не освободят от него капитаны. Похоже, что Зеленые плащи были столь же уверены в приближении Хезаля, как и афгулы в приближении Конана, и тоже хотели сразиться с дикарями.
Поэтому афгулы и туранцы напали вместе и посеяли панику в тылу дикарей в долине. Они неплохо разжились оружием, лошадьми и багажом, а тела примерно ста пятидесяти дикарей пошли на корм стервятникам. Новые союзники потеряли не больше семидесяти человек. Конан оглядел оставшееся воинство при свете костров из сушеного навоза — аргала.
С Хезалем по- прежнему было неплохо странствовать, тем более что теперь к его природному уму прибавились мудрость прожитых лет и опыт многих битв. Хорошо отправляться в путь с таким товарищем, особенно заниматься поисками, во время которых новые враги появляются с такой же быстротой, с какой гибнут старые.
Конан поклялся отправиться на север и помочь Хезалю в Кезанкийских горах, и он решил не нарушать этой клятвы, даже если все племена пустыни и все их вожди и сыновья вождей встанут на его пути. Но это вовсе не означало, что он рассчитывал вернуться живым из этого путешествия.
Глава 10
Четыре дня они ехали на север от места битвы с гирумги. Теперь перед ними пиками вставали Кезанкийские горы. Снежные шапки более высоких пиков сверкали розовым на заре и на закате. Ветерок шептал о плодородных странах, лежащих за пустыней, и Конан с афгулами очень обрадовался.
Хезаль радовался меньше и полагал, что у него на то есть причина, несмотря на все грубые шуточки киммерийца.
— Ну вот мы и здесь, недалеко от караванных троп, — объявил Конан. — А ты все жалуешься. Тут есть колодцы с водой, деревья, дающие тень, и даже убежище для тех, кто заболеет или перегреется на солнце. Чего же ты хочешь — чтобы летучие драконы мигом перенесли нас к Кезанкийским горам?
— Я предпочел бы заставить их рыскать в горах и искать таинственную долину, — ответил Хезаль.
— И ты не попросил бы прибить колдунов на месте?
— Я бы не поставил на силу дракона в битве против колдунов, способных на многое, если верить рассказам, — пожал плечами Хезаль. — Кроме того, я разделяю твое мнение насчет договоров с чародеями. Не играй в их игры, а, приближаясь к ним, попробуй проткнуть их мечом.
Конан одобрительно кивнул:
— Что же тогда тебя беспокоит, друг мой?
— То, что мы едем прямиком в их пасть, вот что, и не притворяйся, будто ты совершенно спокоен. К тому же мы убили множество гирумги, и если те не поднимутся против Турана, то наверняка попытаются отомстить нам.
— Ха! Гирумги не выступят против нас, их осталось маловато для хорошего восстания. Более того, покуда над нами висит эта угроза, твои и мои люди с удовольствием забудут, что они вообще когда- либо обменялись хотя бы злобными взглядами.
Хезаль оглянулся на афгулов, ехавших позади Конана плотной группой. Некоторые туранцы теперь непринужденно ехали рядом с ними, болтая так, словно много лет были товарищами. Однако многие Зеленые плащи держались в отдалении и ехали с мрачными лицами. В свою очередь, афгулы зорко следили за туранцами и держали сабли наготове.
— Говори только за своих людей, — возразил Хезаль. — Я уверен в большинстве своих, но всегда найдется один злой от рождения или горюющий по погибшему товарищу. Такой человек может разрушить даже самую крепкую дисциплину. Я буду охранять твою спину, Конан, но я едва ли могу обещать, что этого хватит.
— Ты воин, а не бог, — Конан хлопнул Хезаля по плечу с такой силой, что едва не вышиб худощавого туранца из седла. Хезаль прожег его злым взглядом.
— Нам лучше всего поискать место для стоянки неподалеку от воды, — заметил он через несколько минут.
— Как так?
— Видишь то марево на горизонте? — Конан проследовал взглядом за рукой Хезаля и кивнул. Горизонт и впрямь казался смазанным.
— Песчаная буря?
— Я вижу, ты позабыл не все, чему научился на туранской службе.
— Да, хотя вот про то, насколько длинен твой язык, я как-то позабыл. В один прекрасный день Ездигерд может вырвать его с корнем.
— А ты, конечно, поставишь выпивку палачу? — Напряженность в голосе Хезаля сказала Конану больше, чем ему хотелось знать о сложном положении, в котором может оказаться честный человек под властью безжалостного молодого царя.
— Я ему шею сверну и вырву тебя из лап тирана, — ответил киммериец. — Но я не стану ожидать за это благодарности.
— Ты меня хорошо знаешь, — согласился Хезаль. — А теперь давай поищем место для стоянки. В это время года ехать навстречу песчаной буре — верная смерть, даже переждать ее неподалеку от воды — и то немалый риск. Ведь буря может бушевать не один день.
Ветер непрерывно стенал за пределами покоев Махбараса. Иной раз его завывания превращались в противный визг. Капитан дрожал не столько от завывания ветра, сколько от ненависти при виде человека, сидевшего напротив него.
Хорошо различимое сквозь дым, исходящий от бронзовой жаровни, лицо Эрмика казалось еще более самодовольным и самонадеянным, чем обычно. В то было трудно поверить, но за все время, проведенное в горах, он не потерял ни грамма жира. Махбарас гадал, сколько же денег он потратил на взятки, выжимая деньги из крестьян, и сколько же вьючных животных он загубил, доставляя себе припасы из более цивилизованных краев или даже из самого Хаурана.
Шпион решил рассказать капитану о бродивших в долине слухах. Но пока, выпив три чаши вина Махбараса, он все еще ничего не рассказал капитану.
Но вот в голосе капитана наемников
