- Похоже, пронесло. Я же говорил, отличная деваха! Даже Директора успокоили. А про жучки помни...
Забудешь про такое, как же...
IV
Но жизнь идет своим чередом, и уже на следующий день Игорь был озабочен своими собственными проблемами куда больше, чем лехиными. Сложилось так, что в то утро, когда Игорю – первому в расписании! - предстояло делать свой доклад, дела его обстояли совсем плохо. Предыдущим днем, чтобы придать хотя бы какое-нибудь официальное оправдание непрекращающемуся с первого дня разгулу, всем гостям партийной резиденции было сообщено, что вечерняя пьянка будет не просто пьянка, а торжественный вечер дружбы – нечто вроде приема в честь гостей, который якобы по собственной инициативе вызвалась устроить дачная обслуга. Советские посмеялись – ну, конечно, будут повара, горничные и официантки на собственные деньги и во время неоплаченного сверхурочного поить-кормить столичную профессуру и богатеньких иностранцев, а вот сентиментальные и романтические французы с американцами и прочими шведами и впрямь решили, что донельзя понравились простому люду, почему он, люд этот, и решил их побаловать лично от себя. Ну как такое продинамить! Так что за вечерним столом собрались все без исключения. Наскипидаренные своим начальством повара и официанты буквально горели рвением, в результате чего за и так обычно великолепным столом творилось что-то уж совершенно безумное в смысле и закуски и выпивки, и гости набрались в совершеннейшую смерть... Похоже, никто даже не запомнил, а как, собственно, они оказались в своих номерах. Впрочем, на всех остальных Игорю было совершенно наплевать – не до того было. Доклад-то у него был с утра, а не у кого-то другого! А вот ему было худо донельзя. Куда там Степе Лиходееву с его жалким похмельем!
Очнулся Игорь от чудовищной головной боли и диких позывов к рвоте часов в пять утра и пулей рванул в ванну, благо Мельченко, похоже, еще спал. Там пришлось попрощаться со вчерашним чудным ужином, но сильно легче не стало. Чуть поправили дело полчаса чередующегося душа и две таблетки анальгина. О хорошем самочувствии и речи быть не могло, но немного ориентироваться в пространстве он начал. Во всяком случае, на столько, чтобы освободить наконец ванную уже проснувшемуся соседу, смотреть на которого тоже было страшновато. Посидев еще полчасика под вентилятором, Игорь сумел, все-таки, сложить слайды, одеться и даже повязать галстук. О завтраке и речи не заходило. Тем более, что уже катило к восьми часам, а заседание – и, стало быть, его доклад – начинались в девять. И еще надо было доехать до зала.
Мельченко, тоже сильно страдавший, несмотря на все положенные в таком состоянии гигиенические и оздоровительные процедуры, на предложение Игоря двигаться к закрепленному за ними на эти незабываемые дни и наверняка уже поджидавшему автомобилю ответил абсолютным и категорическим отказом.
- Извини, Игорь, но сил никаких нет. Без меня обойдутся. И твой доклад придется, к сожалению пропустить. Но я все равно сейчас ничего понять не в состоянии. Ты мне потом в двух словах свои главные идеи изложишь, хорошо? Надеюсь, без обид? Сам видишь, что творится. Так что ты езжай, а еще на часок прилягу, потом душ повторю, а потом позавтракать попытаюсь. Может, оживу... Тогда или тут поработаю или как-нибудь до вас доберусь. Видно будет. А вот тебе точно не завидую! Но, все равно – удачи!
И Игорь, который и сам себе не завидовал, отправился за удачей. До удачи, впрочем, его еще должны были для начала довезти. Автомобиль действительно уже был на стоянке. Игорь объяснил молчаливому водителю, что второго пассажира сегодня не будет, залез в одуряюще пахнувший жасмином салон и закрыл глаза. Тронулись.
- Сейчас приедем, - думал Игорь – я еще полчасика на воздухе в теньке посижу и должен быть готов. Тем более, что пока еще прохладно. А там слайды заправлю и порядок... Ни фига, пробьемся... Но так нажираться пора завязывать. Даже на халяву!
Человек, однако, предполагает, но вот располагает несомненно кто-то еще. Вот и тут... Хотя ехать до турбазы было всего-то минут пятнадцать, но дорога была грунтовой, пыльной и колдобистой. В результате Игорь так наглотался пробивавшейся в салон, несмотря на закрытые окна, пыли и так растрясся, что все утренние процедуры пошли насмарку, и из машины, когда она, наконец, остановилась, он вышел с единственным, но пламенным желанием – немедленно умереть! Пока он, пошатываясь, пытался уцепиться за что-будь взглядом и закрепить себя в окружающем нестабильном пространстве, к нему неожиданно подошел давний университетский приятель, приехавший на конференцию в качестве слушателя и потому обитавший на турбазе вдалеке от начальственных соблазнов. Хотя, можно было не сомневаться, что они здесь тоже не скучали...
- Здорово, Игореха! – радостно проревел он, тяжелой – или Игорю так казалось в его утреннем состоянии? – рукой хлопая его по плечу – Как вы там оттягиваетесь на цековских дачах? Кучеряво, небось, живете?
Тут он повнимательнее присмотрелся к явно неадкватному собеседнику и сменил тему или, точнее, развил ее в несколько ином направлении:
- Так, и без отвеса видно, что кучеряво. И что вчера ты накучерявился без предела. Не надо слов. Все видно невооруженным глазом. Даже то, что ты готов немедленно отдать прямо здесь у ворот. В серую среднеазиатскую пыль.
Игоря передернуло. Приятель продолжил:
- Тебя надо спасать. И немедленно. Предлагаю проверенный на себе рецепт: ничто не оттягивает лучше горячего зеленого чая. Пойдем ко мне в комнату, взбодрим чайничек, и я тебя полечу. Двадцати минут нам хватит. Тем более, что потом у тебя, если память мне не изменяет, в соответствии с программой – доклад. Без чая тебе хана, после чая – может быть, и осилишь.
И он повлек так ни слова и не вымолвившего Игоря за собой, заботливо придерживая его одной рукой за талию. Дальше все шло по его прогнозу. Взбодрили чайничек – точнее, взбадривал приятель, а Игорь застыл на стуле у окна, стараясь сконцентрировать на чем-нибудь взгляд, чтобы стены и деревья за окном крутились не так сильно – заварили зеленый “девяносто пятый”, разлили его по щербатым чашкам, явно входившим в убранство спартанского номера, и начали оттягивать – опять же одного Игоря, поскольку приятель выглядел вполне бодро. Похоже было, что слова о целебных свойствах зеленого чая оказываются правдой. Пока горячая горьковатая жидкость еще только бежала по пищеводу и укладывалась в истерзанном желудке, Игорю уже стало легче. Он утер запотевший лоб, жадно дохлебал чашку, и потянулся за добавкой.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал приятель – пусть за мной запишут возвращение светоча отечественной науки и звезды конференции к полноценной производительной жизни. Вечные рецепты работают надежно. Не чета разным буржуазным Алкам, равно как и Зельцерам. Допивай вторую и в путь...
- Спасибо, старик, - с чувством сказал вновь овладевший даром членораздельной речи Игорь – ты меня действительно вернул к жизни. Теперь нам море по колено.
До начала доклада оставалось минут пятнадцать. Так что Игорь со всех своих несколько оживших ног заспешил к фанерному зданию турбазовского кинолекцетанцезала, стоявшего на некотором отдалении от жилых домиков, умывален и туалетов. На полпути он буквально воткнулся в основную группу подъехавших докладчиков и руководителей и немедленно нарвался на выговор шествовавшего в первых рядах Директора:
- Ты что-нибудь вообще можешь сделать вовремя? – рявкнул он на Игоря, не смущаясь присутствием разнообразных, в том числе, и зарубежных коллег, которые слов могли и не понять, но разносную интонацию уловили немедленно, после чего целомудренно отвернулись – У него первый доклад, а он еще только изволит к залу направляться! И еще слайды, небось, будешь полчаса распихивать! Что, заседание прикажешь из-за тебя задерживать! Только за стол способны вовремя появляться!
Игорь не ответил ни слова, поскольку с абсолютным ужасом почувствовал, что только что принятый чай, несмотря на все свои положительные эффекты, в нем не прижился и просится наружу с такой силой, что сдержать его даже при полном молчании представляется совершенно невозможным, а уж если он откроет рот, чтобы вымолвить хоть малый звук, то последствия даже трудно себе представить. Положение было чудовищным! Они уже почти у дверей зала! Дать слабину в присутствии всех начальников и зарубежных гостей – значит подписать себе смертный приговор. Развернуться и рвануть назад к туалетам – так на
