Эйфория первых дней
Надо признать, что избрание Горбачёва на пост Генсека и его первые выступления и поездки по стране были встречены народом с воодушевлением. Наконец-то во главе партии оказался человек цветущего возраста, говорящий без бумажки, настроенный на перемены, которых давно ждали в стране.
В. Болдин точно описывает положение СССР в момент прихода Горбачёва к власти. По его словам, вот к чему привели концепции развития экономики, сложившиеся после войны и заложенные в 20-летнюю программу:
«Мы с достойной лучшего применения настойчивостью продолжали наращивать арифметически производство стали, цемента, угля, нефти, минеральных удобрений. И по этим показателям к 1980 году вышли или сильно приблизились к намеченному рубежу.
Если бы в мировой экономике главными были именно эти показатели, мы, видимо, могли сказать, что верно решаем поставленные задачи. Но время, достижения науки и техники, сдвиги в экономике западных стран сыграли с нами роковую шутку. Они (страны Запада) не стали гнаться за валовыми показателями, а, используя разделение труда, даже сократили производство многих видов продукции (угля, нефти, цемента), покупая это за рубежом. Зато мощно нарастили электронную и химическую промышленность, развили авиакосмический комплекс… за счёт чего свели на нет все наши старания, обеспечив себе одновременно снижение затрат, повышение эффективности экономики, использование ресурсосберегающих принципов производства.
Советский Союз вёл глобальное наступление по всему фронту хозяйственного строительства, а США вырвались вперёд за счёт своеобразного выброса протуберанцев, на острие которых были достижения науки.
Мы оказались не просто в тяжёлом экономическом положении с отраслями-монстрами, требующими всё новых и новых вложений. Наша модель развития с точки зрения экономики была тупиковой ветвью. Тем самым Центральным Комитетом, Советом Министров, планирующими организациями, учёными-экономистами была совершена ошибка стратегического характера. Даже понимая неэффективность выбранного пути, руководители экономики не нашли в себе смелости сломать действующие принципы, использовать опыт капиталистических государств».
Но в том-то и дело, что прямо использовать опыт капиталистических стран в социалистическом государстве невозможно без слома существующего общественного строя, а как внедрять отдельные элементы этого опыта в систему наших производственных отношений, никто не знал. Советников по иностранному опыту у Горбачёва было много, одни предлагали венгерскую, австрийскую, швейцарскую модели, но ни одна из них полностью к нашим условиям не подходила. А если выхватывать из тех целостных моделей отдельные элементы, то при внедрении их в наше хозяйство лишь усиливается разбалансировка. И в конце концов оно неизбежно приводило к восстановлению капитализма, причём самых отсталых его первоначальных форм, каких в современном мире уже нигде не осталось. В самом конце своей карьеры Горбачёв попытался предложить китайскую модель, но ему не удалось даже понятно изложить её.
Горбачёв прежде никогда ни одним производством не руководил, вся его жизнь прошла в партийном аппарате, который лишь «обеспечивал» хозяйственную деятельность. Поездки по стране просто ошеломили его. Он почувствовал её величие, громадность её просторов, ожидания народа, желавшего лучшей жизни. А что делать, чтобы выправить тяжёлое положение, сложившееся в экономике, он не знал.
От «ускорения» — к «перестройке»
Первой Горбачёв поставил задачу ускорения экономического развития страны, для чего нужно было убрать препоны на пути творческой инициативы трудящихся. И всё это должно было проходить под лозунгом «больше социализма, больше демократии!» Сердцевиной экономики он считал машиностроение, в отдельных отраслях которого отставание от развитых капиталистических стран составляло 10–15 лет и более (хотя были и сферы, где мы превосходили Запад, но эти достижения «оборонки» были засекречены и в мирные отрасли не внедрялись).
Но конкретные меры, которые он предлагал, вызывали возражения хозяйственных руководителей, справедливо опасавшихся, что их реализация приведёт к нарушению производственных связей, а в дальнейшем и к слому общественного строя. Чтобы сломить их сопротивление, Горбачёв выдвинул лозунг «демократизации» на производстве, в частности, предложил ввести выборность директоров предприятий. На смену старым хозяйственникам приходили молодые голодные волки либерального толка. Чем дальше в лес, тем больше дров. Дальнейшие меры уже весьма походили на известную из китайской практики кампанию «огонь по штабам!».
Производство всё более лихорадило, улучшения в экономике не происходило, «ускорение» незаметно переросло в «перестройку». Но что во что перестраивать, оставалось неясным.
Эйфория первых дней скоро прошла, а длинные речи Горбачёва стали вызывать у советских людей раздражение и насмешку.
Зато на Западе Горбачёв стал культовой фигурой у обывателей, хотя властители Запад считали его лишь своей марионеткой. Его популярности способствовали зарубежные визиты, во время которых и он сам, а особенно Раиса Максимовна изо всех сил старались понравиться западной публике. Всего за шесть лет своего пребывания у власти Горбачёв побывал с визитами за рубежом более сорока раз.
Во всю силу развернула свою деятельность и Раиса Горбачёва. Официально она состояла в руководстве Фонда культуры, но на самом деле определяла всю политику своего мужа, в том числе и кадровую. Нередко Горбачёв откладывал принятие важных решений только потому, что ему нужно было узнать мнение жены. Был даже момент, когда она потребовала от сотрудников Генсека, чтобы те принесли клятву на верность лично Горбачёву. Её влияние на мужа было даже больше, чем влияние Александры Фёдоровны на Николая II.
Антисоветчики во главе Советского государства
В отличие от Бухарина, Хрущёва и Берии, которые тайно вредили Советской стране на всём протяжении своей партийной и служебной карьеры, Горбачёв, видимо, до определённого момента не имел таких намерений, его заботила лишь собственная карьера. Но к тому времени, когда он оказался на самом верху власти, им, как будет видно из дальнейшего изложения, уже был сделан выбор. Целью его стало разрушение советского строя. И Горбачёв соответствующим образом начал подбирать руководящие кадры.
Правой рукой Горбачёва (а, возможно, и наставником), секретарём ЦК КПСС и членом Политбюро, ответственным за идеологию, стал Александр Яковлев, на контакты которого с ЦРУ ответственные работники КГБ докладывали ещё Андропову. Кажется, председатель КГБ Крючков напомнил об этом и Горбачёву, но тот не придал этому значения. Именно Яковлев разрабатывал стратегию тайной работы по поэтапной (чтобы усыпить бдительность членов партии) ликвидации советского строя. Он направлял такую перестройку наших средств массовой информации, что они становились каналом для проникновения к нам буржуазной идеологии, насаждения у нас бандитских нравов.
Членом Политбюро и министром иностранных дел стал Эдуард Шеварднадзе, с которым Горбачёв был знаком ещё по комсомольской работе. Как Горбачёв признавался впоследствии, Шеварднадзе ему во время одной из откровенных бесед охарактеризовал положение в стране одной фразой: «Всё прогнило!». Этот горбачёвский подручный немедленно начал сдавать Западу одну внешнеполитическую позицию СССР за другой. Он «подарил» США огромный кусок акватории в районе Охотского моря и Берингова пролива с большими рыбными запасами и потенциальными запасами нефти на шельфе. Несмотря на возражения военных, Шеварднадзе подвёл под одно из соглашений с США о сокращении вооружений уникальный