недоимщиков ставить обещают. Скупщики, зная это, попридержались, понизили цены, перестали ездить по деревням; вези к нему на дом, где он будет принимать на свою меру, отдавай, за что даст, а тут у него водочка… да и как тут не выпить! Плохо. И урожай, а всё-таки поправиться бедняку вряд ли».

Чем это взыскание податей в самое неудобное для крестьян время отличается от ныне широко распространённого умышленного банкротства крестьянских хозяйств?

Как и следовало ожидать, лихорадочное наращивание экспорта зерна обернулось конфузом, как Энгельгардт и предсказывал.

Первый же сильный неурожай 1891 года обнаружил глубокое оскудение крестьянства на значительном пространстве России, и пришлось правительству затратить 161 миллион рублей на продовольствие голодающих, а также временно запретить вывоз хлеба. Расход на продовольствие населения поглотил почти все свободные средства казначейства, а расстройство хозяйственного положения разорённых неурожаем местностей увеличило до громадных размеров недоимки и отразилось значительным недобором по всем главнейшим статьям государственных доходов.

Таким образом, политика И.А.Вышнеградского, выраженная в лозунге «недоедим — а вывезем!», потерпела полный крах. Тем не менее, его преемник С.Ю.Витте продолжил её с некоторыми коррективами, которые ценой неимоверного напряжения всех сил страны «дали возможность правительству накопить значительные запасы золота… и подготовить важнейшее условие для проведения денежной реформы».

Серебряный рубль был изъят из обращения, все денежные расчёты велись теперь только в золотой валюте. В обращении находились золотые монеты достоинством 15 (империал), 7,5 (полуимпериал) и 5 рублей. Бумажные деньги — кредитные билеты подлежали свободному размену на золото. Но выпуск кредитных билетов был ограничен определённой нормой, в зависимости от размеров золотого запаса страны. (Как и сейчас Банк России покупает валюту у экспортёров нефти и печатает соответствующее количество рублей. Только наши финансисты стыдятся признать, что в России установлена системасurrencyboard, то есть внешнего управления, как в полуколониальных странах. Национальная валюта — рубль — превращается при этом в бумажные фантики.) Это нанесло страшный удар по национальным производительным силам.

Сам переход на золотую валюту был осуществлён тихо, по-воровски. Идею его высказал финансист Ротштейн — всесильный, по словам Шарапова, распорядитель Международного банка в Петербурге и Петербургской биржи. Идею одобрила финансовая наука в лице её светил Герцки, Лексиса, Вагнера и др., а затем и всё научное сообщество Запада.

И вот Министерство финансов, не отменяя закона, по которому денежной единицей России был установлен серебряный рубль, как бы временно приостановило его действие.

Российское общество, невежественное в финансовых вопросах, совершенно не поняло важности этого акта.

Александр III, больше своего предшественника (и преемника) заботившийся о защите национальных интересов России, тормозил переход на золотую валюту. А Николай II в первые же годы своего царствования согласился на выпуск в обращение золотых монет и на свободный обмен в Государственном банке кредитных билетов на золото.

А последствия этой реформы были ужасными, и первым это показал Шарапов.

Вспомним, финансовые гении обещали, что к нам притекут иностранные капиталы, Россия получит валюту всего цивилизованного мира. Возражали им в России в основном два человека — С.Ф.Шарапов и Г.В.Бутми.

Да, — говорил Шарапов, иностранные капиталы полились к нам, да ещё с такой стремительностью, что в самое короткое время Россия распродала иностранцам свои руды и каменноугольные копи, золотые прииски и нефтяные источники. Образовалось множество иностранных предприятий. Русские государственные бумаги стали десятками миллионов уходить за границу. Впрочем, это обычный результат «привлечения иностранных инвестиций», о которых так хлопочут и нынешние российские реформаторы.

Шарапов считал несчастьем для России её громадный внешний долг, но, пожалуй, ещё большим несчастьем полагал переход производительных сил страны в собственность «иностранных инвесторов». Взятые кредиты можно, подтянув пояса, выплатить (как показал опыт Румынии в конце эпохи Чаушеску), а «инвестиции», вложенные иностранцем, без его согласия вернуть нельзя. Это уже настоящая «распродажа Родины».

Да, курс рубля стал устойчивым. Но Шарапов показал, что дело вовсе не в устойчивости курса российского рубля, а в его качестве. Самая замечательная золотая мировая валюта, — писал он, — может обогащать одну страну и разорять, уничтожать другую. Страна с сильной экономикой заинтересована в экспансии своей валюты, в проникновении в страну со слабой экономикой. Это позволяет более развитой державе подчинить себе слаборазвитую страну и поставить себе на службы её ресурсы. Именно этого настойчиво добивался западный финансовый капитал, втягивая дореволюционную Россию в зону золотой валюты (как он втянул ельцинско-гайдаровскую Россию в зону доллара, а теперь, в дополнение к долларовой петле, втягивает нашу страну во Всемирную торговую организацию).

Пока Россия, по мнению Шарапова, имела собственную валюту (формально, серебряный рубль, а на деле чисто бумажную кредитную систему), она оставалась недоступной влиянию мировой биржи. Правда, это затрудняло получение внешних займов (именно для облегчения этой процедуры царизм и пошёл на введение золотой валюты), зато экономика страны развивалась так, как нужно было самой стране, а не зарубежным «инвесторам». Но как только Россия перешла на ту же (качественно) валюту, что и страны Запада (на золото), она открыла своё экономическое пространство для международных хищников, и тут уже никакие таможенные барьеры уберечь страну от разграбления не могли.

Краткую сводку результатов реформы Витте приводит С.С.Андрюшин:

Россия добровольно увеличила свой внутренний долг на 50 процентов.

Денежная масса в обращении сжалась (серебро перестало быть деньгами). Если в середине XIX века на одного жителя России приходилось в среднем около 30 рублей или 120 французских франков, то к 1914 году эта сумма сократилась до 10 рублей или до 25 франков. В Германии обеспеченность деньгами составляла 115, в США — 125, в Англии — 140 и во Франции — 210 франков. На Западе, кроме наличных денег, находились в обращении чеки и пр., а в России, с её огромными пространствами и медленностью оборота денег, ничего такого не было; возникла острая нехватка наличных денег у хозяйствующих субъектов. (Добавлю, — как и в ельцинской России после либерализации цен; предприятия вынуждены были привлекать иностранную валюту, продавать продукцию и свои акции иностранцам, чтобы иметь хоть какие- то оборотные средства. — М.А.)

Возникла сильнейшая зависимость хозяйственных оборотов в стране от иностранного капитала; для удержания в стране золота пришлось дополнительно привлекать иностранный капитал. Россия уподобилась протекающей бочке: сколько бы золота она ни покупала, деньги в ней не задерживались, а транзитом уходили на Запад.

За период с 1800 по 1861 год иностранные вложения в российские предприятия составили 232 миллиона рублей. После перехода России на золотую валюту они достигли к 1914 году 2243 миллионов рублей.

Началась жесточайшая эксплуатация национального богатства России иностранным капиталом с преднамеренным сокращением её экономического потенциала. Система золотого монометаллизма обесценила материальные ценности и производительный труд, и иностранцы получили возможность скупать по дешёвке хлеб, недвижимость, землю. Для поддержания вексельного курса Россия вынуждена была всемерно увеличивать экспорт хлеба, получая за него всё меньше денег. Если в период 1884–1891 годов средний вывоз русского хлеба за границу составлял 408 миллионов пудов при выручке 333 миллиона рублей, то в период 1893–1897 годов он увеличился до 509 миллионов пудов, тогда как выручка уменьшилась до 316 миллионов рублей.

Резко возрос внешний долг России, страна неуклонно шла к банкротству.

Россия лишилась возможности брать внешние займы на российскую серебряную валюту, они предоставлялись только в валюте кредитора или в золоте по невыгодному для нашей страны курсу. И внешние займы уже не притекали в Россию, как прежде, а оставались за рубежом для покрытия затрат (на