— Что значит «всегда»? — нарушил молчание Никий, проговорив это глухим, чуть с хрипами голосом.

Теренций осторожно поднял голову:

— Я не знаю.

Никий рывком поднялся.

— Вставай, Теренций.— Он взял его за плечи и помог встать.— Ты ни в чем не виноват.

— Я достоин смерти, мой господин,— прошептал Теренций, уронив голову на грудь.

Никий взял его за подбородок и, глядя в глаза, повторил:

— Ты ни в чем не виноват, мой Теренций, и ты доказал свою преданность. Я доволен тобой.

Теренций смотрел в глаза Никию, не веря своим ушам. Ему хотелось плакать, и он едва сдерживался, часто-часто моргая. Ему хотелось обнять Никия, прижаться лицом к его груди, но он только повел плечами и непроизвольно дернул головой.

Два дня спустя Никий сказал Теренцию, что ему надо уехать и он берет его с собой.

— Мы совершим морскую прогулку,— пояснил Никий, несколько странно глядя на Теренция, испытующе и вопросительно одновременно,— на остров Пандете-рий. Ты никогда не бывал там?

— И даже не знал, что такой существует.

— Существует, Теренций, существует. Там теперь живет Октавия, бывшая жена императора. Ты, наверное, слышал о ее связи с Дорифором?

Теренций кивнул, почувствовал, как кровь отлила от лица.

Заметив это, Никий усмехнулся:

— Ты правильно меня понял, Теренций: император посылает меня убить Октавию. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня в этой поездке. Мы возьмем с собой твоего соратника, центуриона Палибия. Надеюсь, ты не против?

— Нет, мой господин,— прерывающимся голосом ответил Теренций, чувствуя, как язык прилипает к небу.

— Тогда собирайся.

Никогда Теренций не предполагал, что может услышать от Никия что-либо подобное. Еле передвигая одеревеневшие ноги, он вернулся в свою комнату, сел на край ложа и просидел так долго, бессмысленно глядя перед собой. Никий не просто так сказал ему о приказе убить Октавию. Но зачем он открыл ему это?

Все дни морского путешествия Никий был необычайно весел, а Теренций подавлен. Веселость Никия казалась, правда, несколько лихорадочной, а подавлен-ность Теренция тяжелой и глубокой. Когда Никий обращался к нему, он не всегда сразу мог понять, чего от него хотят,— смотрел на хозяина неподвижно и испуганно, порой кивая невпопад. Но Никий ни разу не выразил недовольства непонятливостью слуги. Напротив, состояние Теренция только веселило его.

— Не думал, Теренций,— смеясь говорил он,— что ты так плохо переносишь морские прогулки! Дело, для которого мы едем, требует сил! — И, обращаясь к центуриону Палибию, почти всегда находившемуся рядом, Никий спрашивал: — Разве я не прав, Палибий?

Палибий недовольно пожимал плечами:

— Как я могу сказать, если не знаю, зачем мы плывем туда?

— Бедный Палибий! Он не знает, зачем мы плывем на остров! Конечно же не отдыхать. Неужели ты еще не догадался? Полно, Палибий, ты мне всегда казался более сообразительным!

Палибий стискивал зубы и опускал глаза.

— Нет, нет, Палибий,— не отставал Никий,— ты должен сам догадаться. Не говори ему, Теренций, пусть он сам. Ну же, ну же, Палибий! Хочешь, я подскажу тебе? Вспомни нашу первую встречу — твои солдаты тогда хорошо поработали мечами! Ну, догадался?

И, глядя в злое лицо Палибия, Никий заливался смехом, а отсмеявшись, снова принимался подтрунивать над центурионом.

Эту забаву он повторял несколько раз в день. Иногда Теренцию казалось, что Палибий не выдержит, бросится на Никия и разорвет его на куски: тяжелый взгляд центуриона говорил именно о таком желании. Но Никий словно бы нарочно продолжал свое, насмешки над Палибием делались уже совершенно жестокими. Он говорил, будто уверен в том, что центурион нравится женщинам, что он вводит в них кое-что с такой же легкостью, с какой вонзает меч в сердце врага.

— Может быть, я ошибаюсь, Палибий, но мне кажется, что ты с удовольствием проткнул бы меня ме-чом. Только я не враг, Палибий, и не женщина, хотя твое умение протыкать очень скоро мне понадобится. Ну, скажи, скажи, что ты думаешь обо мне!

Центурион стоял неподвижный и бледный, как мраморная статуя.

— Знаешь, Теренций,— отходя и рассматривая центуриона, обращался Никий к Теренцию,— когда мы вернемся, я попрошу императора назначить Палибия на новое место службы. Мы установим его на нос самого мощного военного корабля. Уверен, враги не вынесут его грозного вида,— мы будем выигрывать сражение с одним-единственным кораблем.

Как-то вечером, спускаясь в свою каюту, Теренций наткнулся на Палибия. Ни слова не говоря, тот схватил своей мощной рукой Теренция за горло и, прижав к поручням лестницы, стал душить. Теренций не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, глаза его налились кровью и, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Когда сознание уже почти покинуло его, проклятый Палибий ослабил пальцы. Теренций со свистом втянул воздух, хотел крикнуть, но Палибий угрожающе прошипел, брызгая слюной:

— Молчи!

Опять сжал горло Теренция и отпустил только тогда, когда у того угрожающе затряслись руки. Он отнял свою руку — Теренций упал на ступеньки лестницы, хрипя и кашляя. Когда он несколько пришел в себя, Палибий присел перед ним на корточки и сказал, криво усмехаясь:

— Ну, старик, теперь говори! Говори, если не хочешь стать кормом для рыб: что задумал твой мерзкий хозяин?

Теренций готов был выложить все, но не успел ответить, откуда-то сверху раздался насмешливый голос Никия:

— Доблестный Палибий, если тебе захотелось поиграть с моим старым слугой, ты мог бы спросить моего разрешения. Или ты посчитал это излишним?

Палибий быстро встал, Теренций с трудом повернул голову. Никий стоял на верхней площадке лестницы, улыбаясь напряженно. Спустившись на несколько ступенек, он протянул руку Теренцию, помог подняться. Теренций держался за горло обеими руками, вздрагивал и икал.

— Он не тронет тебя больше,— произнес Никий, положив руку ему на плечо,— он не посмеет. Кроме того, я открою ему то, что он хочет узнать. Ты ведь хотел узнать, мой Палибий, цель нашей поездки? Я правильно тебя понял?

Палибий стоял, угрюмо насупившись, рука его лежала на рукояти меча. Никий сказал, ткнув в меч пальцем:

— Пока не меня, пока не меня, Палибий. Может быть, в другой раз, но не сейчас. Ведь я посланник самого императора! Но у тебя найдется работа более важная, чем душить несчастного старика. Ведь мы едем на остров для того, чтобы убить Октавию, и я хочу, Палибий, чтобы ты самолично сделал это.

— Начальник преторианцев не сказал мне, я не знал...— начал было Палибий глухим голосом, но Никий его перебил.

— Он тоже не знал,— проговорил он угрожающе-насмешливо,— как и все в Риме. Когда ты убьешь ее, Палибий, мы скажем, что она, к примеру, сорвалась со скалы. Кстати, ты не помнишь, есть на Пандетерии скалы?

— Я не был там,— сквозь зубы процедил Палибий.