— Я задержался в Отделе. Поймите, это не по моей вине. — в голосе Къянцы не было и намёка на оправдания. Он был из тех людей, которые знают себе цену и помнят об этом в любой ситуации.

Джейк смотрел на всех с кровати с усталым любопытством, даже обрадовался немного, увидев среди толпящихся врачей и ассистентов знакомую медсестру. Про-тиснувшись вперёд, она продолжила то, что не успела сделать сразу после завтрака: достала шприц из аптечки на полке, и, возвращаясь к кровати, включила регулятор изголовья. Джейк послушно подставил раскрытую руку. Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы этот Къянца не донимал его своими вопросами. Хоть с помощью снотворного получить несколько часов отсрочки, а решение проблемы придёт во время сна.

Засыпая, он слышал голоса вокруг и против воли ловил поступающую в мозг ин-формацию. Сначала медсестра отчитывалась о ходе выздоровления, перечисляла результаты анализов за последние сутки. В конце главврач перебил её довольно бесцеремонно, обращаясь, по-видимому, к Къянце:

— Вы установили его личность?

Къянца говорил совсем тихо, к тому же его заглушали голоса и шаги других вра-чей. Джейк услышал только отрывок фразы:

— …Можно попробовать связаться со всеми больницами в округе… Даже ниобиане обязаны предоставить нам нужную информацию… У него огнестрельное ранение в области сердца. Редкий случай, без врачей здесь не обойтись. Хоть так попытаться установить личность…

— А по индикатору? — спросил чей-то незнакомый голос.

— Он без индикатора! — Это Къянца. — И его данных нет в списках тех, кто с рожде-ния живёт без индикатора личности… Этот человек — как призрак! Я покопаюсь в Банке, пробегу по всем близлежащим больницам. В нашем городе и в Чайна-Фло тоже есть свободно практикующие врачи. Каждый обязан сообщать об огне-стрельном ранении в полицию…

— О четырёх огнестрельных ранениях! — поправил кто-то. — Четыре пули — все навы-лет. Не задета ни одна кость. Я сам обследовал его… Без хорошего хирурга даже при таком везении не выжить. Так что вы найдёте его, я уверен…

То, что говорил главврач, Джейк уже не слышал. Это была сплошь одна медици-на, такие сложные термины, которые ему самому ничего не говорили. А потом он уснул…

Он ничем не отличался от остальных четверых. То же вечное пограничное со-стояние между сном и бодрствованием. Та же слабая, расслабленная, почти куколь-ная фигура, точно тряпичная игрушка, вместо стержня собранная в одно целое по-звоночником, готовым переломиться в любую минуту при малейшем движении. Тот же спящий постоянно взгляд из-под опущенных век, ни на чём конкретно не фокусирующийся. Постоянно чуть разомкнутые губы, иногда подрагивающие, буд-то ещё немного — и с них сорвутся слова. Но этого не случалось. Бесполезное дело — ждать улучшения или вообще хоть чего-то ждать, глядя на каждого из них.

Да, он был таким внешне, но даже врач не мог предположить, насколько 'жив' мозг его пациента, числящегося под номером '4'.

Своё нынешнее положение Янис осознал не сразу, первые несколько недель он и вправду представлял собой то, кого сейчас играл так самозабвенно и старательно, любому артисту на зависть. Сначала, под прикрытием такой оболочки он неспеша копил информацию и силы для побега. Хотя в клинике было неплохо, совсем не-плохо, но постоянные уколы, успокоительное и снотворное, от которых 'тупел' мозг и притуплялась осторожность, могли бы испортить всё дело.

Янис не спешил, за свою жизнь он научился ждать лучшего и удобного момента, но том в гости стал приходить Гриневский. Хитрая лиса Гриневский. 'Господин Грин' — так он любил сам себя называть. Его появление спутало все планы. Недав-няя основательность и терпеливость сменились постоянным ожиданием разоблаче-ния.

Раньше ничего этого Янис не боялся: санитарам, двум увальням-лентяям, было всё равно, как ведут себя пациенты, а Акахара видел своих подопечных не больше двух часов в день в общей сложности. Теперь же появление Гриневского вызывало у Яниса целую бурю ответных чувств, которые могли выдать его. У них и раньше-то отношения оставляли желать лучшего. Янис всегда чувствовал на себе подозри-тельные изучающие взгляды своего начальника. Первое время старался не обращать внимания, ведь любой новичок вызывает неприятие и опаску в слаженном, годами отработанном коллективе. Но когда прошли все немыслимые сроки даже для самой тщательной притирки и знакомства, Гриневский не оставил в покое своего подчи-нённого. Постоянные нападки, придирки, постоянное наблюдение и неприятные вопросы, связанные с лагерным прошлым бывшего бродяги.

Он был очень осторожен и очень хитёр, этот господин Грин, и так же, как и Янис, умел терпеливо ждать удобного случая.

Янис получил удар с неожиданной стороны, любопытство, уходящее далеко за пределы их Отдела Внешней Связи, подвело его. А ведь именно по части выпол-няемой работы к нему не мог придраться даже сам Гриневский.

С этого случая их скрытая вражда перешла в открытую войну с жаждой уничто-жить враждебную сторону. Гриневский требовал казни открыто, на Общем Совете, а что мог сделать он? Во время вынесения приговора они, конечно, сцепились; Янис всегда был отчаянным, он и тогда недолго думал, действовал на порыве, а ведь со-перник ему достался куда старше и опытнее. На стороне Яниса была только моло-дость и перевес в силе — не так уж и мало. Он мог бы ещё потягаться, но их разняли, и тогда, встречая одни лишь ненавидящие, презрительные взгляды других 'инфор-маторов', как всегда принявших сторону 'своего', он возненавидел их в ответ с ещё большей силой, подкрепившейся не замеченным никем раскаянием. Янис по-нял, что никогда больше не вернётся сюда… Никогда!

А теперь Гриневский сам нашёл его! Приходил в больницу. Зачем? Тешил уяз-влённое самолюбие? Кто откажется увидеть своего врага растоптанным, уничто-женным навсегда?

Гриневский был из тех людей, чьи мысли всегда скрыты от других. Возможно, он для этого и приходил, но эти визиты нервировали Яниса и пугали.

Зря бы Грин сюда не пришёл, а уж ходить раз третий или четвёртый без надежды получить что-то для себя было не в его правилах. Может, он чувствует обман? Воз-можно и так. Этот человек спиной слышит, когда его пытаются обмануть. И такого он не допустит. Если так, то почему он не предпринимает ничего?

Бежать нужно! Срочно сматываться! Хорошего понемногу! Но жить под бдитель-ным оком 'информаторов'? Увольте! Тем более если этим занимается сам Юрий Ильич…

Врач разговаривал о чём-то с гостем, а Янис, стараясь сохранять на лице преж-нюю маску, смотрел в сторону центрального корпуса клиники. Белое трёхэтажное здание полукольцом. По второму этажу мезонин — естественный солярий. Янис слышал, что в этом корпусе разместили госпиталь для военных, для сионийцев. Для них всё лучшее. Боксированные палаты со всеми удобствами. Заботливые санита-рочки, готовые на всё по первому зову. Раньше это злило бы Яниса: сионийцев он ненавидел до дрожи, но сейчас ему было всё равно. Он отвоевался. Война, его вой-на, для него кончилась ещё в тех джунглях, после расстрела Тайлера, после допроса с 'Триаксидом'. Янис устал от всего, он хотел покоя и тишины. Видимо, это на него влияла атмосфера больницы, а на улице, на воле, всё будет по-другому… Воз-можно… Но Янис и раньше жил так: если тебе повезло получить по зубам и ты не хочешь добавки, то лучшее — это забраться в самый дальний и тёмный угол и пере-ждать до лучших времён. Чёрт с ней, с ущемлённой гордостью и нанесённой оби-дой. Главное — шкура цела. А отомстить можно и позднее. Благоприятный момент всегда появляется, нужно только не пропустить его.

Он не загадывал вперёд, не имел привычки, так как жил всегда одним днём, но твёрдо решил одно: он отомстит на этот раз. Но отомстит не за себя — за Тайлера. За его нелепую, глупую смерть…

Правда, Янис ещё не знал, как он это сделает, но точно знал, что его месть все запомнят надолго. Все запомнят имя этого гвардейца.

А сейчас же нужно рвать отсюда, быстро-быстро. Янис невольно улыбнулся: на полянке перед окнами легкораненые сионийцы перепинывали футбольный мяч. Один, с зафиксированной рукой, отступал под напором другого, еле толкающего мяч костылём. Первый явно пасовал, чувствуя слабость противника, уступал ему мяч и со смехом кричал что-то другим.