его вине гробница осталась неоконченной. Я думаю, так на самом деле и было, об этом я ниже расскажу.

В 1550 году по приказанию папы Юлия III я приехал работать в Рим и, к моему удовольствию, был поддержан советами Микеланджело; он думал, что подходящим для гробницы местом будет та ниша, где сейчас стоит колонна бесноватых, и я старался склонить Юлия III к тому, чтобы свою гробницу он сделал напротив гробницы папы Павла и в том же стиле; этому воспротивился фра Гульельмо, вот почему делаемая им гробница так и осталась неоконченной, и гробницу другого папы также не пришлось делать; все это Микеланджело предвидел. Пожелал папа Юлий, чтобы в этом году в церкви Сан Пьетро-ин-Монторио была сделана мраморная капелла с двумя гробницами: дяди его, кардинала Антонио де Монти, и деда мессера Фабиано – основоположника величия этого знаменитого рода; для последней сделал Вазари рисунки и модели. Папа Юлий, всегда высоко ценивший талант Микеланджело и любивший Вазари, распорядился, чтобы Вазари условился о вознаграждении с Микеланджело, но Вазари умолял папу сделать так, чтобы Микеланджело взял работу под свое наблюдение: для резной работы Вазари предложил Симоне Маска, а для статуй – Рафаэлло да Монтелупо, причем Микеланджело посоветовал не вырезывать, ни листьев, ни каких бы то ни было живописных деталей, говоря: «Где мраморные фигуры, ничего, кроме них, быть не должно». Вазари колебался, не сделать ли все-таки резьбы, чтобы произведение не оказалось бедноватым; но когда посмотрел на него в законченном виде, признался, что тот был прав и вполне. Микеланджело возражал против того, чтобы поручать Монтелупо статуи, убедившись по его работам для гробницы Юлия II, что скульптор он плохой, и скорее соглашался на новое предложение Вазари – передать их Бартоломео Амманати, хотя Буонарроти немножко сердился на него и на Нанни Баччо Биджо. Если хорошенько разобраться, повод для того был пустячный: будучи совеем еще мальчиками, не потому, чтобы они хотели его обидеть, а любя искусство, они пробрались в его дом и ловко украли у Антонио Мини, ученика Микеланджело, много листов с рисунками, которые впоследствии при помощи комиссии Восьми все были ему возвращены, и он через каноника церкви Сан Лоренцо и друга своего мессера Джованни Норкьяти просил не подвергать их наказанию. Рассуждая однажды с Микеланджело об этом случае, Вазари, смеясь, сказал ему, что они нисколько, как он думал, не достойны порицания и что если бы он сам имел возможность, то похитил бы не только несколько рисунков, а все, что только оказалось бы у него под рукой, для того лишь, чтобы научиться искусству; кто ищет искусства, тех надо хвалить и даже награждать; совсем нельзя на них смотреть так же, как на ворующих деньги, платье или иные нужные вещи; так дело повернулось в шутку. Таковы обстоятельства, положившие начало этому памятнику в церкви на Монторио, и в том же году поехали Вазари и Амманато за мрамором в Каррару, чтобы привезти его в Рим для упомянутой работы. Каждодневно бывал в те времена Вазари у Микеланджело, и раз утром папа милостиво благословил их обоих объехать верхом семь церквей, за что ввиду наступления святого года полагалось им прощение грехов вдвойне; по дороге между церквами вели они немало бесед об искусстве, полезных, прекрасных и остроумных, которые Вазари записал в виде диалога и при удобном случае издаст вместе с другими рассуждениями об искусстве. В этом же году папа Юлий III подтвердил указ папы Павла III касательно постройки собора св. Петра. Много дурного говорилось об этой постройке клевретами Сангалло, но ничего из того папа и слушать не захотел. Вазари ему доказал (сущая была то правда), что Микеланджело вернул жизнь постройке, убедив его святейшество ничего не предпринимать касающегося живописи без совета Микеланджело, что тот и сделал. И в виноградниках Юлия ничего не начинал без его совета, и на Бельведере, где Микеланджело переделал лестницу и взамен прежней, полукруглой, восемь ступеней которой поднимались прямо, а следующие восемь делали изгиб внутрь, которая сделана была еще Браманте и помещалась посреди Бельведера, Микеланджело нарисовал, а затем и сделал ту прямоугольную лестницу с пепериновыми перилами, которая и теперь являет свою красоту.

В этом же 1550 году окончил Вазари печатание | своей книги «Жизнь живописцев, скульпторов и архитекторов флорентийских» и ни о ком из живых художников, хотя и преклонного возраста, в ней не упоминалось, кроме Микеланджело, которому Вазари подарил свое произведение, доставив тем большое удовольствие ему. В этой книге немало воспоминаний о том, что слышал Вазари из уст его, мастера более зрелого годами и суждением. Вскоре Микеланджело, прочитав книгу, прислал Вазари следующий сонет собственного сочинения⁶⁶, который на память о его добром отношении ко мне приятно привести здесь:

Уехал Вазари во Флоренцию, предоставив заботам Микеланджело работы на Монторио. Флорентийским консулом тогда был мессер Биндо Альтовити, большой друг Вазари, который и сказал ему однажды по этому поводу, что лучше было бы поставить эти гробницы в церкви Сан Джованни деи Фьорентини, что об этом он переговорил уже с Микеланджело, обещавшим содействие, и это может быть поводом для того, чтобы достроить эту церковь. Такая мысль понравилась мессеру Биндо, и, будучи лицом весьма приближенным к папе, он стал горячо доказывать папе, что хорошо бы поставить в церкви флорентийцев эти гробницы и здесь устроить капеллу, которую его святейшество предполагал делать на Монторио; он добавлял, что это обстоятельство побудит флорентийцев дать средства, необходимые для окончания церкви; если его святейшество возьмет на себя главную капеллу, то купцы флорентийские сделали бы шесть капелл, и потом сообща справятся и со всем остальным. Тогда папа переменил свое решение и, хотя модель была готова и расходы сделаны, отправился на Монторио и послал за Микеланджело; Вазари писал ему каждый день и получил по поводу всех этих дел от него ответ. Об изменившемся решении папы Микеланджело собственноручно написал Вазари 1 августа 1550 года в таких выражениях⁶⁷:

«Любезный мой мессер Джорджо! О новых работах в Сан Пьетро-ин-Монторио я вам не писал, так как папа о них и слышать не захотел, и мне известно, что об этом вы осведомлены вашим человеком, находящимся здесь. А должен сказать я вам следующее: вчера утром пошел папа на Монторио и послал за мной. Я встретил его возвращающимся на мосту, имел с ним долгий разговор об установке гробниц там, и в заключение сказал он мне, что хочет ставить названные гробницы не на этом холме, а в церкви флорентийцев. Он просил меня высказать свое мнение и приготовить рисунки; я вполне с ним согласился, полагая, что таким образом церковь будет доведена до конца. Ваши три письма я получил, но перо отказывается отвечать на такие похвалы. Если бы я желал быть хоть в какой- нибудь части таким, как вы меня изображаете, то желал бы только того ради, чтобы слугою своим вы имели человека достойного. Однако не дивлюсь я тому, что вы, воскреситель людей умерших, удлиняете жизнь живым и что на нескончаемые времена смерти обрекаете дурно проживших. Без дальних слов остаюсь весьма к вашим услугам Микеланджело Буонарроти в Риме».

Пока все это подготовлялось, и нация флорентийская собирала деньги, появились некоторые затруднения, вследствие которых ни к какому результату не пришли: дело так и замерло. Тем временем Вазари и Амманати добыл и весь нужный мрамор, и большую его часть в сопровождении Амманати отправил Вазари в Рим, написав Микеланджело, чтобы тот поговорил