– Не-а… – чуть качнул он головой.

– А я помню! «В тебя я был немножечко влюблен. Я опоздал лишь на один осенний день. И не пройти к тебе всего один квартал… Я просто рад, что ты живешь на свете!»

– Набор слов…

От разлитой вокруг синевы ее волосы отливали голубым. Колюне захотелось провести по ним рукой.

– Ни рифмы, ни мысли…

– Неправда! Хорошие стихи… – недовольно отвернулась она в сторону. – Я из-за них в тот день вся обревелась… И с Валеркой за то, что он порвал открытку, целую неделю не разговаривала…

– Зачем вообще показывала?

– А мы с ним с самого начала договорились ничего друг от друга не скрывать, – призналась она с опущенной головой.

– Что мы сегодня встретились, тоже не скроешь?

– Подумаю, – мельком поглядела она на него. – Мне кажется, он боится правды и не доверяет мне. Уже предупредил: если я когда-нибудь изменю ему, то чтобы он про это не узнал. – Она сощурилась, и глаза у нее стали узкими и длинными. – Но этого он не дождется. Я сначала скажу ему, что изменила, и посмотрю, как он поведет себя, и тогда, может, на самом деле изменю!…

– Что вы как маленькие? – скривился Колюня.

– Да мне не нравится, что мы с ним все время одни, одни… даже когда в школе…

– На его месте я бы, наверное, тоже никого не подпускал.

– Вот и он, когда мы с ним по телевизору смотрели бой оленей, доказывал мне: третий – всегда лишний. Закон природы. – Она сняла с его джинсовой куртки приставшую белую нитку.

– Но мы же не олени, а люди…

– Это ты мне говоришь?

– Какая я эгоистка!… – вдруг осознала она. – Хотела узнать, как живешь ты, а говорю только про себя и Валерку… Ну, как ты?

– Я же сказал: вырабатываю силу воли.

– По-моему, она у тебя уже есть. А, бэ, вэ, гэ… – начала она, играя, наматывать белую нитку на палец. Дошла до буквы «к» и бросила.

Колюне показалось, что на них кто-то смотрит. Оглянулся – никого.

– Значит, на выпускной не придешь? – повторила она вопрос.

– Я и на своем-то, наверное, не смогу быть. Меня родители к себе забирают…

Не веря, она покрутила головой и спросила:

– Почему сразу не сказал об этом?

– Повода не было… И я еще не решил, поеду или нет…

– Слушай! – Вся встрепенулась она. – Мы договорились перед экзаменами сходить всем классом на то же самое место, где озеро. Идем с нами! Всего на один день, а?…

– Есть примета: нельзя возвращаться на старое место. Будет несчастье… – Он провел рукой по затылку. Было ощущение, что кто-то навел на него увеличительное стекло.

– А мне так хочется, чтобы все повторилось!… – размечталась она. – И чтобы мы сидели у костра, и чтобы дождь потом пошел… И еще я хочу послушать твою песню.

– Это была не моя песня. Руссоса.

– Все равно чья. Мелодию я помню… – Она напела начало песни. – А слова забыла…

– А это откуда, помнишь? – Он потянул за цепочку и показал ей свой латунный талисман.

– Нет, – извиняясь, улыбнулась она.

– У тебя телефон все тот же?

– Да!

– Я пошел… – поднял он руку.

– Я еще хочу спросить тебя…

– Знаешь, по-моему, на нас кто-то смотрит и сильно-сильно нервничает…

– Выдумываешь… – Она даже не оглянулась. – Мы еще увидимся?

– Скорее всего, нет. – Что-то твердое блеснуло во взоре Колюни.

– Писать оттуда будешь?

– Не буду…

Она приподнялась на носочках и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.

– Позвони мне, ладно? – сказала она, повернулась и пошла прочь.

И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел, а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман…

Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию… Но возмущаться и тем более искать виновника не стал – сам когда-то совершал подобные подвиги. Взял совок, веник и стал подметать осколки…

Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.

– Что с тобой?!

– Я видел тебя с ним… как на ладошке…

– Выследил… Войди же. – Она закрыла за ним дверь. Платочком промакнула слезы. – Вот не думала, что ты можешь реветь как девчонка. Ну прости меня! Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата…

Валерий заплакал еще сильнее.

– Да успокойся ты! – стала она его трясти за плечи. – Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно, честно! Он сам мне об этом сказал.

… Покончив с разбитым стеклом, Колюня сел за телефон. Пока бабули нет, можно поболтать без оглядки. Из семи цифр Катиного номера он с дрожью в пальцах набрал шесть, А седьмую – так и не смог! Осторожно положил трубку на рычаг, взял записную книжку и густо-густо зачеркнул номер Катиного телефона. Но имя ее оставил…

Колюня, Колюня!…

Что будет с моим героем дальше? Не знаю. Поживем – увидим… А сейчас простимся с ним и со всеми, кто вольно или невольно сделал тот год его жизни трудным, неудачным, но, может быть, самым значительным из всех, что он прожил и еще проживет на белом свете…

Персона нон грата (лат.) – нежелательное лицо.