- И эта тоже, - улыбается Катя, - не лезь к другим женщинам.
Мать приносит на стол рюмки и наливает какого то пойла, и когда мы выпиваем, то все это заедаем солеными огурцами с хлебом.
- Береги мою дочку, - говорит мать. - Отдаю тебе единственное сокровище. Когда я там доченька отправлюсь на небо?
- Скоро.
- Вот видишь, паршивая у меня была жизнь, война, фашисты, здешние активисты, даже колхозники, все было против меня. Катя родилась и отдала я частицу мудрости и знаний ей, пусть пользуется той силой, которая ей дарована. Она принесет счастье не только тебе, но и другим.
- Как это?
- Так, ей нельзя ломать судьбу людей, но кое что другое она изменить может. Ты потом это поймешь.
Вдруг Катя дернулась.
- Что такое?
- Там, произошло... Что то сейчас произошло с твоим другом, Володей.
- Неужели...?
- Да.
- Я поеду в часть.
- Поезжай. Жди меня через две недели.
Катя подходит и обнимает меня. Я долго не могу оторваться от ее красивого лица.
- До свидания, моя колдунья.
- До свидания.
Мы подъехали уже поздно. Машина скорой помощи увезла Пресняка в морг.
- Что произошло? - спросил я у Ярцева.
- Да видишь ли, установку крепили на платформе и Володька полез под машину скобы вбивать. Там спереди и сзади установки по бревну для страховки забивается. Вот он стал переползать через бревно, в это время к эшелону подкатил паровозик-толкач и сцепился с вагонами, да так, что установка качнулась и наехала вперед..., Володьку раздавило между бревном и днищем машины.
- А ведь она мне говорила об этом еще тогда...
- Катя? Она тебя предупреждала?
- Да.
- И ты ничего не сделал...
- Что я мог сделать? Я даже не знал как это произойдет.
- А она?
- Она знала его судьбу и не имела права ее исправлять.
- Что за дурацкие права у них... Впрочем, они живут в другом мире и нам ли их судить.
- Ты слишком мудрый, не погодам...
Ярцев дружески толкнул меня в плечо.
- Ладно, твою летучку уже погрузили и закрепили, я не пойду в общий вагон, к тебе приду чай пить. Ты не против?
Эшелон движется на север. В моей летучке собрался почти весь сержантский состав части. Васенька с Абрамовым где то успели купить водки, а я выдрал у снабженцев несколько селедок, лука и две буханки хлеба.
- Выпьем за Володьку, - поднимает свою кружку Абрамов, - сложный был мужик, но говорить плохо о покойниках не буду. Жаль его, все таки человек. Светлая ему память. Мать его...
Мы выпиваем и закусываем селедкой.
- А я на него все равно зол, - белеет седой гривой Селиванов, - мы в дерьме копались, а он где то шлялся.
- Брось, - спокойно говорит Ярцев, - смотри на это проще. Пресняк не был трусом и винить его в том, что он не был в этой клаоке нельзя, так сложились обстоятельства. Я после встречи с Катей, стал на все смотреть в разных плоскостях и знаешь, мне кажется, то что человеку уготовано, то и должно быть...
- Узнал бы замполит о твоих разговорах, влепил бы он тебе за метафизику, - хмыкает Абрамов.
При слове, 'замполит', Селиванов зло плюется и взяв бутылку начинает разливать водку по кружкам.
- Давайте выпьем лучше за старшину и его невесту. Я ее правда издалека видел, но мне понравилась. Живите счастливо, старшина.
Все чокаются со мной.
- Ты прости меня, старшина, за идиотский вопрос, - продолжает Селиванов, - но это правда, что она ведьма?
- Да, ведьмочка, прекрасная ведьмочка. Мне предсказала, что через две недели демобилизация.
- Ура, - орет Абрамов. - Буду на гражданке, твоей Катьке принесу охапку роз, за такое известие надо братцы выпить еще.
Вагон дернулся и противно заскрипели тормоза. В дверь летучки застучали.
- Сержант Селиванов, на выход, пора заступать в наряд, - кричал дневальный.
- Всю обедню, гады, испортили.
Катя действительно приехала через две недели. Было сыро и холодно. Она застряла на КПП и ждала моего выхода, а я никак не мог найти начфина, чтобы выбить у него деньги на дорогу и мою тощую зарплату. Только поздно вечером, оформив все документы, я оказался в проходной. Катя бросилась ко мне.
- Ну как?
- Все в порядке. Меня демобилизовали. Летим на вокзал. Там наверняка успеем на какой-нибудь вечерний поезд в Ленинград.
- Ей, старшина, - кричит мне через стекло дежурный по КПП, - тебе командир части приказал выделить газик. Вон он на площадке стоит.
- Отлично. Катя пошли.
- Нет...
- Чего нет?.
- На газике мы не поедем. Я чувствую себя в нем отвратительно, все время запах бензина преследует меня. Мы поедем на автобусе.
- Разве там тоже бензином не воняет?
- Ну что ты? Конечно нет. Не надо нам газики, поехали лучше так.
- Как хочешь.
Мы выходим на площадку и я говорю шоферу газика.
- Эй, приятель, мы не поедем с тобой, так что... пока.
Шофер пожал плечами и машина, заурчав двигателем, двинулась к шоссе. Через десять минут подошел переполненный автобус, мы с трудом в него втиснулись и поехали в сторону города. Когда переезжали большую кольцевую, автобус притормозил и медленно пополз в потоке машин.
- Смотрите, смотрите, - заволновались пассажиры.
На перекрестке много милиции и столпотворение. Громадный КАМАЗ смял газик, наехав на него. Я присмотрелся к номеру и ахнул, это же наша машина, на нем я был должен ехать с Катей на вокзал.
- Ты знала об этом? - шепотом спросил я.
- Да.
- Мы должны были погибнуть?
- Мы, нет.
Однако, где принципы у этих колдуний, то говорят, что не надо вмешиваться в судьбу, то вдруг втихоря изменяют ее. Там, раньше срока познакомилась со мной, там раскрыла тайну крушения поезда, а здесь, спасла от больницы.
Мама только ахнула, когда увидела Катю и узнала, что она моя невеста. Но они быстро нашли общий язык и я опасался, не колдовские ли чары повлияли на мать. А впрочем, это даже к лучшему. Через неделю я оформился в университет, а Катя действительно быстро устроилась стенографисткой в областной суд.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Эти пять лет мы прожили быстро, полуголодно, но весело. Катя родила дочь. Я кончил университет и получил направление в Иркутск в