— Сержант, выбери несколько смышленых ребят, я пойду с ними наверх с левой стороны. Отвлеките духов огнем. Снайперов выдвиньте…
— Солнце проклятое… Ничего не видно.
— Стреляйте по солнцу.
Мы ползем по камням, цепляясь за неровности. Не скажу что это отвесные скалы, это обыкновенный неровный подъем. За двадцать минут добрались до вершины небольшого хребта и теперь бежим в сторону выстрелов.
Первый маджохед неожиданно вынырнул перед нами, он сам не ожидал нашего появления и, получив удар прикладом в лицо, метра два пролетел по воздуху и затих, ударившись головой о камни.
— Огонь.
Мы стреляем по заметавшимся фигурам в нелепой одежде. Слева в нашу сторону прошлась очередь пулемета и один из ребят кидает туда гранату. После взрыва, сыпятся осколки и наступает тишина.
— Русс, сдаемся…
Из за камней появляются трое афганцев с поднятыми руками. Я киваю солдатам, держа их на мушке.
— Связать.
В засаде их всего было семь человек. Двое убитых, осталось лежать на возвышенности, остальных мы доставили вниз к шоссе. Солдаты уже осмелели, не прячутся за машинами, группками стоят и непрерывно говорят, вспоминая минуты боя.
— Сержант, убитые или раненые есть?
— Двоих зацепило, не особо страшно. Врачиха сейчас занимается ими.
— Пленных распредели по машинам, нам пора ехать.
— У вас кровь на щеке, товарищ лейтенант.
— Наверно от каменной крошки.
Опять едем по шоссе, солдаты немного взбодрились, они оглядываются на связанного пленного и иногда шутят друг с другом.
— Ванька то, втиснулся между колес БТР, одни ноги торчат, а тут Коцуба обоссался…
Все гогочут, так как уже знают чем кончилась история.
— Не отвлекаться, — требую я, — смотреть за горами.
Наступила тишина, опять на всех накатывается чувство страха.
— Как вы определили духов, товарищ старший лейтенант? — спрашивает Джафаров.
— Случайно. Тень на скале, появилась в виде головы, вот тогда я и заорал.
— А ведь могли и не заметить…
— Мог.
Врачиха ежится. Все опять замолкают.
Дорога ползет вверх на перевал. Навстречу попалась еще одна колонна, это артиллерийский полк, под усиленной охраной пехоты. Мы останавливаемся и перебрасываемся несколькими фразами.
— Вы куда?
— В Кабул. А вы?
— На 37 пост.
— Там вчера была перестрелка.
— Как дорога?
— Под Нордек-Гол мы попали в переделку. Эти сволочи напали на нас, даже применили танки.
— Танки?
— Ну да. Хорошо, еще не улетел вертолетный полк под Гератом. Вызвали их и отбились.
— А что, вертолетчики уже улетели.
— Старлей, вы что с луны свалились. Мы же уходим от сюда, с этой сраной страной все покончено. Все сваливают.
— А мы наоборот, нас посылают на усиление…
— Сочувствуем. Ни пуха, ни пера.
— Пошли к черту.
На перевале свистит холодный ветер и нет привычных фигур наших солдат. Этот пост уже убрали и теперь пустые укрепления, домики за ними и будки с выбитыми стеклами уныло стоят на цементной площадке. Два афганца выламывают рамы и загружают тележку, запряженную ослом. Когда мы подъехали, они бросили работу и уныло уставились в землю, ожидая задержания или очередной пакости от нас, но колонна проехала мимо. Теперь вниз, там наше пристанище.
Через два часа мы подъезжаем к развилке шоссе. С левой стороны, на небольшой возвышенности, обложенные камнями танки и бронетранспортеры. Справа, в низине между развилкой дорог афганская деревня. Прямо перед нами на шоссе несколько солдат, они машут руками.
— Приехали. Это 37 пост, — сообщаю окружающим.
Лейтенант Хворостов помогал мне принять хозяйство поста. После осмотра, мы уединились в командирской землянке.
— Как обстановка вокруг? — спросил я лейтенанта.
— Хреново. Духи каждый день наглеют все больше и больше. На шоссе уже нет ни одной колонны, которую бы не обстреляли. Наш пост вчера первый раз подвергся нападению из тяжелого вооружения. Представляешь, они применили 155 миллиметровые пушки, системы залпового огня, 105 миллиметровые гаубицы, в общем настоящий бой.
— Потери большие?
— Трое убитых. Еще одного убили свои, по глупому убили. Уже отбились, погнали банду в горы, парень чуть выскочил вперед, а сзади приняли его за… духа. Раненые тоже есть, человек восемь, трое тяжело.
— А как деревня?
— Черт его знает. Там одни женщины, дети, да старики остались. Мы туда не ходим. Они нас не трогают, мы их тоже. Там же понимают, что в случае чего мы сметем их.
— Когда мы обходили оборону поста, я там увидел подбитый танк, это твой?
— Мой. Давно его подбили, еще при старом командире взвода. Вот затащили за большие валуны, теперь это огневая точка.
— Придется перетащить.
— Куда?
— Сейчас надо взять под обстрел перекресток и деревню.
— Думаете попрут от туда.
— Обстановка изменилась лейтенант. Наши уходят из Афгана, похоже мы покинем его последние. Дороги теперь будут решать все.
— Но еще много частей там, у Герата…
— Мы и будем их прикрывать при отступлении. И вот еще. Здесь на подъеме, — я ткнул пальцем в карту, — откуда нас часто посещают афганцы, надо все усыпать минами, мы привезли их.
— Все это можно сделать, но дыр то все равно много.
Я иду по ходу сообщения и у медпункта замечаю Ковалеву.
— Лейтенант, вы устроились?
— Еще нет.
— Займите мой блиндаж.
— Хорошо.
— Мы можем раненых переслать в Кабул?
— Кроме одного. Его трясти нельзя.
— Завтра утром обратно в Кабул формируется колонна, вы позаботьтесь о транспортировке раненых.
— Отправлю.
Ночь прошла спокойно. Утром собирается колонна. Уезжают солдаты, у которых кончается срок службы, везут раненых и убитых. Старший по колонне лейтенант Собинов радостно прощался с