А производство несложное: дашь разряд в пятьсот-шестьсот вольт — и готов кислород, дыши во все жабры. Правда, мало кому удается после этого подышать: после такого разряда не очень подышишь… Но дышать хочется, и все спешат к угрю, будто к врачу на прием. И он приглашает, как врач:

— Дышите!

Следует сильный разряд.

— А теперь не дышите!

Выгодное предприятие у электрического угря: в одном разряде у него совмещены оба процесса. Дается кислород и отнимается возможность дышать. И в результате к нему течет чистая прибыль.

Это уже не самооборона, а самое настоящее нападение. Эти два понятия не следует путать между собой.

А птица вертишейка научилась притворяться змеей, но теперь уже забыла, что научилась этому в целях самообороны, а не нападения.

Вообще непонятно: почему вертишейка не родилась змеей? Как она попала в семейство дятлов? Может, кто-то когда-то подкинул дятлам змеиное яйцо, и с тех пор появилась в семействе у них вертишейка? А может быть, ее, птицу из семейства дятлов, высиживала змея и обучила ее змеиным манерам?

Думайте тише; вертишейка уже шипит. Как все змеи, она шипит, призывая к молчанию. У змей много дел, о которых стоит молчать, так много, что только успевай молчать, поэтому змеи шипят, всех призывая к молчанию. Точно так же и вертишейка. Когда она занимает чужое дупло, выгоняя хозяев под открытое небо, она предупреждает всех: «Чш-ш-ш-ш!» — чтоб никто не вздумал вступиться за пострадавших. А если и вздумают, пусть думают тише, чтоб их не слышали.

И когда вертишейка выбрасывает чужие яйца, и когда убивает чужих птенцов, она говорит: «Чш-ш- ш-ш!» — чтоб не услышать голос протеста.

Для того, чтоб прилетать на готовое, чтобы занимать чужие гнезда, чтобы разорять, убивать, — словом, чтобы жить так, как ей хочется, — вертишейке нужно, чтоб все молчали. И главное — тише думали.

Вот так и получается: если слишком усердно занимаешься самообороной, то иногда и сам не заметишь, как она превратится в нападение.

Для чего рыба-меч завела себе меч? Сейчас она и сама не вспомнит.

— Кто с мечом к нам придет… — предупреждает рыба-меч, потрясая мечом. Но кто придет к ней с мечом?

Может прийти мечехвост, но он не придет. У мечехвоста меч — просто семейная реликвия. Когда-то предки его, трилобиты, завоевали весь океан, и мечехвост сохраняет меч — в память о предках. Но с мечом он ни к кому не придет, потому что меч у него — просто хвост, семейная реликвия.

— Кто с мечом к нам придет? — вопрошает рыба-меч, потрясая мечом. Но никто к ней с мечом не приходит.

Это обидно. Ведь недаром же ей дан меч. Меч не должен ржаветь, тем более, что в воде у него есть такая опасность.

— Так кто же, кто придет к нам с мечом?

Рыба-меч уже плохо владеет собой, но мечом она все же владеет. И она начинает все крушить — от мелких рыбешек до больших кораблей.

Нет, лучше все-таки самооборона без оружия. Она как-то естественней в природе.

Свиноносная змея обороняется без оружия, хотя делает вид, что она вооружена до зубов: она поднимает голову и с шипением бросается на врага, в надежде, что нервы врага не выдержат. А если выдержат, тогда змея сама забьется в нервном припадке. Своего рода психическая атака, и даже не атака, а психическое отступление. Авось нервы врага не выдержат, и он уйдет подальше от этой грустной картины. От этой трагичной картины. И лишь когда враг будет далеко, свиноносная змея приоткроет глаз и слегка приподнимет голову, чтоб убедиться, что опасность миновала.

Так она выигрывает войну. Потому что для нее любая война не смертоносная, а всего лишь свиноносная, иначе говоря — война нервов.

Следует запомнить: когда безобидный прикидывается хищником — это средство самообороны, а когда хищник прикидывается безобидным — это средство нападения.

Черная колючая акула — самая черная и колючая из всех акул, потому что судьба у нее самая незавидная. По происхождению-то она акула, и это, казалось бы, дает ей права, но она никак не может воспользоваться своими правами. Голубой акуле нетрудно быть голубой: когда имеешь такую пасть, тогда все видится в голубом свете. А когда ты ростом не больше леща… По происхождению-то акула, но ростом — не больше леща… Как тут не стать самой черной и колючей акулой?

Впечатление очень часто бывает обманчивым, поэтому лучше держаться подальше от тех, кто слишком заботится о том, чтобы произвести впечатление. О чайке-хохотунье говорят, что она хохотунья, но если вы суслик, не вздумайте с ней хохотать.

А пауки-бокоходы? Некоторые из них до того ушли куда-то вбок, что их уже не отличишь от трудолюбивых муравьев и безобидных божьих коровок. Посмотришь на одного — муравей. Посмотришь на другого — божья коровка. Но на самом деле это паук, настоящий паук. Берегитесь пауков-бокоходов!

Вы заметили, как легко самооборона переходит в нападение? Только что мы говорили о самообороне — и вот уже опять нападение. Да, не так-то просто удержаться в рамках самообороны. Особенно хищнику.

Хищники, и это было замечено не раз, умеют создавать себе прекрасную репутацию. Так, драконы острова Комодо создали себе репутацию мирных варанов, и по всем документам, в том числе и научным, они числятся варанами. Поэтому бараны (не вараны, а бараны) острова Комодо не верят в драконов острова Комодо.

— Драконы? В наш век? Вы что, считаете нас ослами?

Но и ослы острова Комодо не верят в драконов.

— Старые сказки! — смеются ослы. — Вы что, считаете нас баранами?

И вараны (не бараны, а вараны) тоже смеются. И, насмеявшись, съедают какого-нибудь осла или барана, а насытившись, смеются с оставшимися:

— Драконы! В наше время — драконы! Шутите, не тот век!

Век, конечно, не тот, и все же не следует пренебрегать самообороной по крайней мере, до тех пор, пока другие не пренебрегают нападением. И вот еще что важно: нельзя ограничиваться самообороной, то есть, думать только о собственной безопасности. Посмотрите на пескаря: даже умирая, он предупреждает друзей об опасности. И, проливая кровь, всем запахом этой крови он взывает к товарищам: «Уплывайте! Поскорей уплывайте!»

Пескари уплывают от запаха крови, акулы приплывают на запах крови, но большинство рыб на запах крови не реагирует. Пахнет? Ну и пахнет. Течет? Ну и течет. В воде, они считают, все течет и ничего не меняется.

А маленький рачок прямо светится, попадая в зубы сардины. Дескать, вот, братцы рачки, не берите с меня пример, все эти сардины лишь до той поры хороши, пока не попадешься им в зубы. А попадешься — засветишься… Так светится рачок, чтобы всем был виден его пример, но ведь чужой пример и при свете не всегда виден.

Конечно, по-разному можно съедать. Лучше всего съедать так, чтобы не повредить самолюбия.

Инфузорий бурсария съедает инфузорию туфельку, и это никому не обидно. Не обидно бурсарии и не обидно туфельке, потому что все-таки бурсария это гигант, достигающий иногда двух миллиметров.

А вот когда туфельку съедает дидиний — до того маленький, что ни одна туфелька не подходит ему по размеру, — это уже обидно. Подумать только: быть съеденной каким-то дидинием!

Когда съедают гиганты — это, так сказать, в порядке вещей, а вот как сказать, когда съедают карлики?

В нашей самообороне без оружия страх — это оружие против нас. И не нужно покидать океан, чтоб куда-то ходить за примерами.

Говорят, акулы туги на ухо. И вдобавок подслеповаты. У них, говорят, не хватает колбочек, поэтому они не различают цветов. А зачем им различать цвета? У акул свои дела в океане. Какие дела? Вот тут-то и начинается самое страшное. Только вы не бойтесь, не бойтесь, держите себя в руках, если не хотите, чтоб