К 12-му марта Добровольческий корпус подошел к Новороссийску. Около города, вдоль железнодорожного полотна, под откосами лежали грудами сброшенные поездные составы. Дороги были забиты повозками, орудиями. Улицы Новороссийска гудели взбудораженным народом. На берегу моря метались люди. Между ними бродили кони. Казаки расседлывали и разнуздывали своих боевых товарищей и, тихонько ударяя по крупу, отгоняли их прочь от себя. Но кони возвращались и покорно шли по пятам своих хозяев, даже бросались за ними в море и плыли. Раздавались отдельные револьверные выстрелы - то кто- нибудь пристреливал своего коня, пуская ему пулю в ухо... С бесстрастными лицами, на корточках, сидели калмыки, как изваяния Будды.

Всю ночь шла погрузка войск на корабли. Громыхали взрываемые склады со снарядами, и полыхало багровое небо. Наступал рассвет. Нависли сизые тучи, плескалось свинцовое море. Мерно покачивался последний корабль. Вереницы людей с серыми лицами шли к нему по мосткам. На середине мостков, прислонясь к перилам, стояло трое молодых людей в офицерских френчах, но без погонь. Их окружали конвойные с винтовками. То были приговоренные к смертной казни грабители. Вдруг поток людей на мостках остановился. Конвой отошел на несколько шагов от приговоренных, и вокруг них образовалась жуткая пустота. Во внезапно наступившей тишине разнеслись отдельные слова команды:

- По приговоренным... Шеренгой... Шеренга, пли!

Через несколько минут мимо распластанных трупов, по-прежнему молча, шли люди в серых шинелях с винтовками в руках.

Один за другим уплывали пароходы. Махая руками, подбегали к пристани отставшие и отбившиеся от своих частей. Число их ежеминутно росло. До отплывавших доносились крики и мольбы, прозвучали отдельные револьверные выстрелы. Большевики входили в город. По сбившимся на пристани застрекотал пулемет...

А. П. с миноносца 'Пылкий' сигнализировал английскому броненосцу 'Император Индии' просьбу задержать своим огнем главные силы большевиков, подходивших к станции Тоннельной, чтобы миноносец успел погрузить всех оставшихся на пристани.

На серой громаде, стоявшей на внешнем рейде, прозвучал боевой сигнал. Забегали матросы, повернулась огромная пушка и с ревом засверлила нависшие облака.

'Пылкий' несся к пристани и сотрясался от своих выстрелов.

С обезумевшими глазами толпа бросилась к миноносцу.

- Брать в первую очередь раненых и сестер милосердия, - закричал А. П.

Упали сходни. Около них быстро выстроился конвой с револьверами в руках. С борта ощерились пулеметы. Толпа расступилась и пропустила раненых и женщин.

- Не напирать, не напирать ! грузиться в полном порядке вещи бросать в воду! - раздавался резкий голос А. П.

Подошел командир миноносца и доложил, что миноносец перегружен. Больше нельзя взять ни одного человека. А. П. крикнул:

- Взятых на борт высажу на английский броненосец и сейчас же вернусь за остальными. Всех до одного возьму!

Когда миноносец в третий раз забирал последних людей на пристани, ясно были видны лица подбегавших большевиков, и пули уже непрерывно щелкались по миноносцу.

XVIII.

С винтовками в руках и со всеми своими пулеметами высадился в Крыму лишь Добровольческий корпус. Он даже привез несколько пушек. Донцы приехали безоружными.

Добровольческий корпус мог бы сохранить всю свою артиллерию, коней и обозы, если бы начал свой отход от Харькова прямо на Крым, как предлагал Деникину генерал Врангель, но тогда казаки обвинили бы добровольцев, что они покинули их в самую грозную минуту.

Добровольческий корпус мог бы силою пробиться через Грузию и интернироваться в Турции, но об этом не могло быть и речи, раз оставался клочок русской земли, где еще дрались за национальное знамя. Крым защищал генерал Слащев со своим пятитысячным корпусом.

В Крыму потрясенные войска были поставлены на отдых. Для штаба генерала Кутепова был назначен город Симферополь, Ставка расположилась в Феодосии.

Вскоре после приезда А. П. в Крым генерал Слащев попросил А. П. приехать к нему на фронт, для чего прислал вагон с паровозом. А. П. поехал.

Слащев, одетый в фантастическую форму, им самим придуманную, с блеском в глазах от кокаина, стал пространно раcсказывать, что в войсках его корпуса общее недовольство Главнокомандующим. Такое же настроение во всем населении Крыма, в духовенстве, во флоте и даже, будто бы, среди чинов Добровольческого корпуса. Затем Слащев сказал, что 23-го марта предположено собрать совещание из представителей духовенства, флота и населения для обсуждения создавшегося положения, и что, вероятно, это совещание решит обратиться к генералу Деникину с просьбой о сдаче им командования. В виду же того, что в Крым прибыль Кутепов, Слащев считает необходимым и его участие в этом совещании.

А.П. ответил коротко:

- В настроении Добровольческого корпуса вы ошибаетесь. Я лично участвовать в каком-либо совещании без разрешения Главнокомандующего не буду. Однако, придаю огромное значение всему, что вы мне сказали, и немедленно доложу об этом генералу Деникину.

А. П. встал и приказал везти себя в Феодосию.

- С тяжелым чувством, - рассказывал А. П. впоследствии, - я ехал к Деникину. Считал своим долгом... Надо было положить конец всем интригам, заговорам и шептаньям по углам. Ведь это развращало армию...

Генерал Деникин выслушал А. П., нисколько не удивился и только спросил его о настроении Добровольческого корпуса.

А. П. ответил, что одна дивизия вполне прочная, в другой настроение удовлетворительное, в двух - неблагополучно. Войска, критикуя наши неудачи, главным образом обвиняют в них начальника штаба Главнокомандующего - генерала Романовского. По мнению А. П., необходимо было принять спешные меры против намеченного совещания и вызвать всех старших начальников для того, чтобы генерал Деникин мог непосредственно выслушать их доклады о настроении войск.

С предложением Кутепова Деникин не согласился. Он счел, что наступило время выполнить свое решение - отказаться от поста Главнокомандующего.

Генерал Деникин немедленно отдал приказание собрать в Севастополе 21-го марта Военный Совет под председательством генерала Драгомирова 'для избрания преемника Главнокомандующему Вооруженными силами Юга России'.

Накануне своего отъезда на Военный Советь А. П. вызвал к себе одного своего офицера.

- Вы слышали, - обратился к нему А. П., - что Деникин решил уйти?

- Так точно, Ваше Превосходительство, - ответил офицер, - но я не знаю, насколько эти слухи верны.

- Генерал Деникин решил уйти бесповоротно, - продолжал А. П., - на пост Главнокомандующего выдвигают генерала Врангеля, а некоторые командиры добровольческих частей говорили мне, что, если не удастся убедить Деникина изменить свое решение, то на этом посту предпочли бы видеть меня. Что вы на это скажете?

- Ваш вопрос так неожидан... Сейчас мне в голову приходят такие мысли... У барона Врангеля иностранная фамилия, к тому же с титулом, чуждым для русского уха. Большевики, конечно, используют это в своей пропаганде. Генерал Врангель энергичен, талантливый военачальник, но, говорят, настолько честолюбив, что это мешает ему быть всегда беспристрастным. Думаю еще, если Главнокомандующим будет генерал Врангель, то армии, как Добровольческой, наступит конец. Откровенно говоря, я бы лично предпочел видеть вас на этом посту и, поверьте, не потому, что вы мой начальник...

- Быть может, вы во многом и правы, - сказал А. П., несколько помолчав, но я считаю, что Врангель талантливее меня, и он лучше, чем я, справится с нашим тяжелым положением... Я буду настаивать на кандидатуре генерала Врангеля и скажу об этом начальникам своих частей.

Перед самым заседанием Военного Совета генерал Кутепов устроил предварительное совещание старших начальников Добровольческого корпуса. На этом заседании, несмотря на все заявления А. П., что решение Деникина бесповоротно, начальники единодушно постановили просить генерала Деникина остаться