и, сердцем загоревшимся познавшиих благо, свыше посланное мне,я пламень в нем узнал, меня снедавший,и, поначалу чистое вполне,смешалось, благо с пламенным влеченьем,и оказался я в тройном огне,и радостью я полон и мученьем,и радуюсь, ловя условный знакиль жаркий шепот слыша с восхищеньем,и мучаюсь – не обретя никактого, что запрещеннее запрета,хоть мне и без того достало благ.Так постигал я своего Амето,порывы и желания его,взиравшего на совершенство этостоль жадно, что порой, боясь того,что нимфам в тягость пристальные взгляды,я порицал героя моего,завидуя счастливцу; из засадыя было выйти даже захотел,но остерегся – вдруг не будут рады.И я терпел такой порядок дел,пока он верховодил в том собраньеи был в сужденьях и словечках смел;и горечь превращалась в ликованье,едва прелестный лик одной из нихиль пение влекли мое вниманье.Но близилась чреда часов ночных,и вот луна из Ганга появиласьи солнце скрылось в пропастях земных,и вереница нимф поторопиласьдопеть последний сладостный напеви в свой приют укромный удалилась;я ж вышел из укрытья, просидеввесь день украдкой в потаенном месте,откуда созерцал прелестных дев.И вышли в небо звезды честь по чести,и, нежных нимф очами проводив,ушел и я – увы! – не с ними вместе.И пусть ответит тот, кто прозорлив,не сожалел ли я о расставанье,не поступил ли сердцу супротив? Тут – красота, сиянье, обаянье,приятны речи, безупречна честь,тут сердца и ума соревнованье,тут во спасенье людям средство есть,оно – в любви, здесь неуемна младость,веселье тут в избытке, здесь не счестьутех мирских, которых вкус и сладостья ощущал, а там, куда иду, —тоска царит и невозможна радость.Там смех услышишь разве раз в году,там темен дом, и мрачен, и печален,и в нем я жизнь затворника веду;там, в лабиринте мрачных зал и спален,дрожащий, жадный, дряхлый скопидом,и я ему все больше подначален;и каково ж вернуться в этот дом,в постылую вовлечься неминучестьи сладкий – горьким заменить плодом! О, сколь счастлива и завидна участьтого, кто может быть самим собойи волен жить, оковами не мучась!О, сколь Амето ублажен судьбойи награжден таким высоким чином,какому позавидует любой;простолюдин, он полным властелиномв кругу прелестниц до темна царили зритель был пленительным картинам.А я, душой и скорбен и уныл,к себе вернулся; ожидая худа,измыслил пару оперенных крыл,чтоб к смерти мчать, ее молю покудаявиться мне решеньем всех скорбей —какое же еще на свете чудоконец положит маете моей! Пущенная из моего лука стрела в стремительном полете коснулась цели; и белые голуби, кормившиеся на приволье в полях, весело возвращаются в башни; усталые кони, окончив бег, просятся на покой; так и моя повесть, ведомая через равнины, из опасения познать печальную участь Икара, пришла к концу.
Пусть же примет сей фимиам святая богиня, подавшая мне помощь в трудах; в заслуженный венец да увенчает чело той прекрасной, что подвигла меня взять в руки перо. И ты, о единственный друг, истой дружбы истиннейший пример, о Никколо ди Бартоло дель Буоно ди Фиренце [239], чьи достоинства не под силу воспеть моему стиху, и потому я умолчу о них, хотя они и без того сияют так, что в моих стараниях нет нужды, прими же от меня эту розу, расцветшую среди шипов моих горестей; когда я был подавлен невзгодами, с трудом из диких зарослей извлекла ее флорентийская красавица и наградила меня краткой отрадой. Прими ее так же, как от Вергилия добрый Август или Геренний от Цицерона, или от Горация его Меценат[240] принимал драгоценные строки, и вспомни совет Катона[241]: когда бедный друг подносит тебе скромный дар, прими его с радостью.
Тебе, доблестному, я посылаю ее, ибо ты один, Никколо, для меня Цезарь, Геренний и Меценат. А если среди лепестков этой розы ты отыщешь изъян, знай, что тому виной, не дурной умысел, но неумение. Поэтому я вручаю ее на суд и исправление матери и наставнице нашей Святой Римской Церкви, мудрецам и тебе. Храни ее, как свою, на священной груди, где всегда с неизменной любовью ты хранишь того, кто ее создал; оставленную далекой госпожой, утешь ее нежным голосом, пока она, воссоединившись с ней, не ощутит во всей полноте свою радость.
,
Персей – последний македонский царь, разгромлен римлянами в 168 г. до н. в.
Крез – последний лидийский царь, пленен Киром в 546 г. до н. э.
Ксеркс – персидский царь (485—465 гг. до н. э.); предпринял поход на Грецию.
Дарий – персидский царь (521—485 гг. до н. э.); законодатель и полководец.
Александр – Александр Македонский (336—323 гг. до н. э.).
Сын Цитереи – сын Венеры, Амур.
Рамнузия – эпитет Немезиды, богини возмездия; у Боккаччо Рамнузия отождествляется с Фортуной.
