голодном желудке заурчало, а ноги сами пошли к заветному крыльцу.
– Не положено Вам, товарищ старший лейтенант; – противным, как холодная вода, голосом остановил Стоцкого высокий холеный сержант в парадной форме с нелепым в боевой армиибелым парадным ремнем на кителе. – Вход для офицеров только в брюках навыпуск и кителях или рубашках с погонами. Вот на стене приказ начальника гарнизона.
– Вот те на, – опешил старлей. – Где же я в Афгане себе такую форму найду? – и растерянно оглядел свои потрепанные, но чистые хэ-бэшные брюки.
– А нас это не интересует. Не положено и все, – надменно отрезал сержант.
Сделав кое-какие покупки и побродив еще немного по территории городка, Игорь вернулся в общежитие к топогеодезистам.
– Пришли уже друзья Ваши, пройдите, – махнул рукой дежурный вглубь коридора.
С топогеодезистами, капитаном Ващенко и старшим лейтенантом Сироткиным Стоцкий познакомился чуть меньше года назад во время одной из командировок в Кундуз. Тогда нелетнаязимняя погода задержала Игоря на три дня, а Ващенко и Сироткин оказались соседями по продавленным койкам в 10-ти местной комнате офицерской гостиницы. Высокий, тощий какжердь близорукий Ващенко и немолодой, плотный, круглолицый Сироткин каждое утро взваливали на плечи свои приборы с треногами и понуро уходили месить под дождем липкуюжелтую глину. К вечеру, проведя очередные съемки местности и вымокнув до нитки, волоча ноги, они возвращались в гостиницу. Стоцкий как-то быстро сдружился с ними и, стараясь облегчить их участь, встречал ребят с горячим чаем. Потом обсыхали, шли на ужин и до полуночи 'на интерес' расписывали 'пулю' в преферанс.
На третий вечер Стоцкому удалось раздобыть у знакомых в пехоте немного афганского виноградного самогона, что еще больше скрепило дружбу с топогеодезистами. Налитый вцеллофановый кулек с узлом вместо пробки самогон, по-афгански 'шароп' был вонючим, мутным, но крепким и вполне терпимым для неприхотливых глоток советских офицеров, аглавное, стоил значительно дешевле водки.
– Ну, Игорек, ну, молодец, удружил. Теперь, если будешь в Кабуле, приезжай только к нам. Мы люди гостеприимные, приютим, обогреем, – широко улыбался на прощание Сироткин.Ващенко при этом снял очки и кивнул головой: ' Это точно, приезжай'.
Вот и в этот раз Стоцкого встретили как лучшего друга, сразу определив ночевать на свободную койку в трехместной комнате.
– Так, значит, план на вечер такой, – уверенно заявил Сироткин. Сейчас идем на ужин в офицерскую столовую, затем пару часов посидим 'за приезд', при этом он выразительно щелкнулсебя пальцами по кадыку, – а потом пойдем в открытый клуб кино смотреть, привезли чего-то новое. Дальше видно будет.
В столовой Стоцкого определили на свободное место, выдав за своего. Давали ячневую кашу, называемую в народе 'генеральской', с тушеным мясом, напоминавшим говядину, но снесколько странным вкусом. Сидя напротив Стоцкого, Сироткин то и дело с ухмылкой поглядывал на него.
– Ну как тебе мясо? Ел когда-нибудь такое? – хитро улыбаясь, спросил Сироткин.
– Странное какое-то. Верблюжатину я ел, она не такая, конина вроде бы тоже не то. Не знаю, что за 'зверь', но есть можно, – старательно пережевывая, ответил Стоцкий.
– Вот никогда не угадаешь! Кенгурятина это австралийская, – с гордостью неизвестно за кого заявил Сироткин.
– Не бреши, – у Стоцкого даже рот открылся, – откуда ты знаешь?
– А мы тут дежурными по столовой ходим. Вот первый раз, когда это мясо давали, я как раз дежурил. Смотрю, говядина какая-то странная. Задние лапищи здоровенные, и как у зайцаростом с теленка, а передние калечные обрубки какие-то. Мы всей толпой эту тушу изучали, сами штамп австралийский видели.
– Все равно не поверю, но мясо съем, не дождетесь, весело погрозил кулаком Стоцкий, доедая кашу.
* * *
После ужина все удобно разместились за столом в комнате. Неяркий свет самодельных светильников с абажурами из жестяных банок создавал какой-то минимум уюта. На столе почетноеместо занимала купленная вскладчину бутылка 'Русской', а вокруг в казенных тарелках красовалась немудреная закуска. Тут была и 'красная' рыба (бычки в томате), и 'голубая' рыба (сельдьиваси в масле), и икра 'красная' (кабачковая). Не поскупились хозяева даже на пару банок маринованных венгерских огурчиков и помидоров. Когда все новости друг-другу былирассказаны, а 'Русская' почти улетучилась, Стоцкий, потянувшись, спросил: 'Мужики, а с вами в комнате жил Николай, здоровый такой лейтенант, на руках еще со всеми боролся. То липловец, то ли борец – не помню. Что-то его не видно. Перевели что пи куда?' После этих слов в комнате как будто подул холодный ветер.
– Нет больше Николая, погиб он, – серьезным тоном ответил враз погрустневший Сироткин, – помянем молча по маленькой.
– Вот беда, как это случилось? – выдержав положенную паузу, спросил Игорь.
– Утонул Коля, – как обычно теребя в руках очки, мрачно ответил Ващенко.
– Да где ж он в Афгане столько воды нашел? – развел руками Стоцкий.
– А ты во дворе у нас бассейн видел? Вот там он и утонул. Как только потеплело, командир наш приказал бассейн помыть, почистить и наполнить водой, чтобы желающие моглиокунуться после зарядки. Желающих, правда, было всего человек пять, таких примерно как Николай здоровяков. Вскоре после этого у кого-то день рождения был. Гудели всю ночь, часа втри только стали расходиться. А в пять утра дежурный вышел покурить, смотрит – Николай в бассейне плавает.
Ну плавает, да и ладно, хотя прохладно еще было. Через полчаса дежурный опять вышел, а Николай в том же бассейне, только неживой уже. Шум подняли, бегом доставать, а откачиватьуже бесполезно. Классный был парень, недолго тут прослужил, а домой в 'Черном тюльпане', в цинковом ящике улетел.
– Вот действительно судьба, кому суждено утонуть, тот не повесится. Никто не знает, что кому на роду написано, – невесело подытожил Игорь, – это ж угодно было судьбе загнатьчеловека за тысячи верст от дома в страну, где и воды-то не хватает, засуха, чтобы умереть не в бою, а в бассейне утонуть.
– Ну так что, в кино идем? – разрядил обстановку Сироткин.
В открытом полевом кинотеатре на дощатых скамейках в разных местах сидели человек 50, причем часто можно было заметить и женские головки. Вольнонаемных женщин в крупномгородке штаба армии хватало. Кастелянши, библиотекари, продавцы и другая обслуга ехали в Афган за 'длинным' рублем, шмотками, мужьями, да мало ли еще зачем. Системараспределения по гарнизонам в основном ориентировалась на внешность кандидаток. Чем выше начальство, чем престижнее военный городок, тем более красивые женщины тамоставались. Хотя, как говорят поэты, некрасивых женщин не бывает, однако встретить настоящую красавицу в далеком захолустном гарнизоне было так же тяжело, как негра в украинскомселе.
На экране герои советского фильма упорно боролись за увеличение выплавки чугуна и на этом фоне сходились и расходились, страстно любили и ненавидели друг друга. 'Я люблю тебя,обними меня, милый', – томно промурлыкала с экрана героиня. При этом рядом сидящая парочка подозрительно зашуршала. Внезапно далеко впереди за экраном на высоком склоне горывспыхнул костер. Издали пламя выглядело не больше горящей спички. Тут же к пламени потянулись огненные прочерки трассирующих пуль, и рядом расцвели розетки снарядныхразрывов. На таком расстоянии и вспышки и
