причин, не зависящих от экспертов, абсолютно точное время они назвать не могли.

 Александр Драпкин, ознакомившись с заключением, видимо, понял это, так как заявил:

 - Я не согласен с этими выводами!

 - Почему?

 - Потому что мою мать убили, когда меня дома уже не было.

 После непродолжительного раздумья он раздраженно добавил:

 - В конце концов могла же вся эта трагедия произойти буквально через пять минут после моего ухода на работу!

 - Да, конечно, — согласился я. — Но, может быть, до вашего ухода на работу к вам все–таки приходил кто–нибудь?

 - Вы что, подозреваете меня?! — возмутился Драпкин, поднимаясь со стула.

 - Допрос еще не закончен! Он молча сел.

 - Записка с телефоном Лебедева принадлежала Филипповой. Можете вы объяснить, как она оказалась в комнате рядом с вашей убитой матерью?

 Для такого вопроса у меня были все основания, так как при повторном допросе Лебедева, когда стало известно, что он знает Филиппову — свою соседку по даче, Евгений Евгеньевич вспомнил, что однажды разговаривал с ней о строительных материалах для дачи и по ее просьбе дал свой домашний телефон.

 Этот вопрос был для Драпкина крайне неожиданным. Он долго молчал, а затем ответил:

— Не знаю.

 Для того, чтобы окончательно изобличить Драпкина в преступлении, надо было установить точное время убийства. Кропотливый поиск и проведение следственных действий вскоре дали результаты.

 По показаниям соседей Драпкиных — Быковых, в 7 часов 30 минут утра они услышали протяжные душераздирающие крики. Незадолго до этого Быкова проверяла точность хода настольных часов, а ровно в семь утра, то есть за полчаса до убийства, вновь сверила часы с сигналами проверки времени по радио. Специальной проверкой было выявлено, что эти часы отстают лишь на одну минуту за сутки. Кроме того, Быков пояснил, что когда он вышел на балкон, пытаясь определить, откуда доносится крик, то увидел очередь у городского ломбарда, расположенного напротив их дома. Следствие установило, что граждане, прибывшие до открытия ломбарда, около 7 часов 30 минут образовали очередь у его ворот. В тот день ворота были открыты в 7 часов 40 минут.

 Чтобы проверить, можно ли в комнате супругов Быковых слышать крик из квартиры Драпкиных, были проведены следственный эксперимент и физико–акустическая экспертиза. Следственный эксперимент подтвердил такую возможность. По заключению физико–акустической экспертизы, звук из квартиры Драпкиных слышен в квартире Быковых, когда окна и дверь балкона закрыты. Причем звук доносится как бы с улицы в силу физических свойств его распространения.

 Когда я познакомил Драпкина с показаниями его соседей Быковых, а также с результатами этих следственных действий, он наконец сознался.

 Утром весь коллектив института гудел, как потревоженный улей.

 - Вы слышали чудовищное?!

 - Нет, а что?

 - Не слышали?! Да весь институт только об этом и говорит.

 - О чем?

 - Драпкина арестовали.

 - За что?

 - По подозрению в убийстве матери.

 - Не может быть! Ведь он так любил ее, все об этом знают.

 - Тут, видимо, недоразумение.

 - Надо спросить у Елены Борисовны. Наиболее решительные подошли к столу Филипповой.

 - Елена Борисовна, это правда?

 - Да, но мы обязаны исправить эту нелепую ошибку следствия! Сообща!

 - А как?

 - Надо дать Александру Исаевичу хорошую характеристику.

 - А потом?

 - Я была в юридической консультации и все узнала. Если институт обратится в следственные органы с ходатайством и представит положительную характеристику, Александра могут освободить из–под стражи, взяв у него подписку о невыезде.

 - А руководство института согласно?

 - С директором я еще не успела поговорить.

 В этот же день Елена Борисовна зашла к директору института Китаеву.

 - Алексей Алексеевич, вы, наверно, слышали об аресте Драпкина?

 - К сожалению, да. Мне звонил следователь.

 - Но ведь он не виноват!

 - Может быть…

 - Надо ему помочь.

 - Каким образом?

 - Если институт обратится с ходатайством, его отпустят.

 - Не думаю.

 - Я же была в юридической консультации, это же недоразумение…

 - Видимо, для ареста были основания. Неудачная попытка помочь Драпкину еще больше

придала Елене Борисовне сил. Она позвонила Преображенской и попросила у нее служебный номер телефона ее мужа — Владимира Исаевича Драпкина. Преображенская отказала ей в просьбе. Но предприимчивая Елена Борисовна в тот же день сама установила место работы Драпкина и пришла к нему. Владимир Исаевич встретил ее очень холодно. Тем не менее она приходила к нему три дня подряд, каждый раз пытаясь ему внушить, что матери теперь уже не помочь, а Александра надо вытаскивать. Не дожидаясь его согласия, она стала давать ему практические рекомендации, что он и его родственники должны показывать на следствии.

 - Хорошо бы, — говорила Елена Борисовна, — все сказали, что я была внимательна к Эльвире Семеновне, нередко посылала ей ягоды, фрукты, овощи и что она отвечала мне взаимностью…

 - Ну, и что тогда?

 - Тогда у следственных органов не будет оснований подозревать Александра в убийстве.

 - А вы–то причем?

 - Как же, ведь все знают о наших отношениях…

 - Я не стану грешить против истины, и родственники, надеюсь, последуют моему примеру. А брат, если виноват, пусть несет заслуженную кару, — решительно заявил Владимир Исаевич.

 Елена Борисовна не знала, что ее активность напрасна и что Александр уже во всем признался. Поэтому она реагировала очень бурно, когда однажды утром ее арестовали. Она возмущалась, грозила написать куда следует о произволе. Но, убедившись в том, что Александр уже признал свою вину и раскаялся, сникла и вовсе перестала разговаривать. Молчала она несколько дней, а на одном из допросов закатила настоящую истерику. Но в конце концов ей пришлось подробно рассказать об обстоятельствах убийства Эльвиры Семеновны Драпкиной. Вот как это произошло.

 Придя к выводу, что виновницей крушения ее счастья является мать Александра, и зная, каким авторитетом пользуется Эльвира Семеновна у сына, Филиппова стала настраивать его против матери. Первое время она не могла добиться никаких результатов. Возвращаясь одна домой, Елена Борисовна все острее чувствовала одиночество. Так прошли конец июля и начало августа. Филипповой казалось, что рушится ее последняя надежда устроить личную жизнь. При этом она понимала, что единственное серьезное препятствие к ее счастью воплощает в себе Эльвира Семеновна. «Значит, надо ее устранить», — решила Елена Борисовна. Теперь все зависело от Александра. При каждой встрече Филиппова стала тонко, но очень твердо убеждать его: «Твоя мать уже прожила свой век, нам же только жить да жить, а она мешает…» А однажды недвусмысленно спросила: «Не лучше ли устранить эту помеху?» Александр тогда ничего не ответил: то ли вопрос был слишком неожиданным и тяжелым, то ли он не знал, чью сторону