— Согласен с вами, — сказал я. — Но обязан вести расследование — приказ шерифа.

Бауэрз посмотрел на часы, потом недовольно пожал плечами.

— Ладно, лейтенант. От меня что требуется?

— Может, сначала осмотрим студию? — предложил я.

— Ну, что ж, — он снова посмотрел на часы и прикусил нижнюю губу.

Я тоже глянул на часы — чужой пример заразителен — было пятнадцать минут второго.

— Ну, вот, уже за полночь, — сказал я. — У вас так рано назначена встреча, мистер Бауэрз?

— Через пятнадцать минут начинается ночная программа, — ответил он. — Будем показывать один из старых фильмов ужасов.

— Случайно, не «Унесенные ветром»? — пошутил я.

— «Пасынок Франкенштейна», — сухо ответил он. — У нас новый ведущий телепрограммы — Бруно, и мне нужно быть на съемочной площадке.

— Сколько времени займет съемка?

— Десять минут, — ответил он. — После этого сразу прогоняем фильм.

— Без рекламы? — спросил я. — Если съемка займет всего десять минут, то почему бы нам не посмотреть вместе? Расследование может и подождать.

Он улыбнулся.

— Хорошо, лейтенант, так и сделаем. — Он подцепил меня под локоть и потащил к стальной двери. — Съемка ведется в студии номер два, это здесь.

Студия больше напоминала сумасшедший дом. Перед съемочной площадкой толпились зрители, которые то и дело наступали на провода, а откуда-то сверху раздавался голос директора, посылающий их ко всем чертям. Я успел приметить одну премиленькую блондинку, но Бауэрз отвлек меня и переключил мое внимание на площадку, похожую на ночной кошмар.

— Ну, как, лейтенант, впечатляет? — оживленно спросил управляющий.

— Интересно, — буркнул я, — если кто-то из ребятишек все еще не спит и смотрит телевизор, то после вашей передачи уснет сразу или отправится прямиком в психушку.

Съемочная площадка представляла собой какой-то склеп. По обеим сторонам поблескивала огромная паутина, на которой чернело что-то внушительных размеров. Я присмотрелся — вроде паук, хотя кто его знает. На переднем плане установлена длинная скамья, которую поддерживали деревянные лошади. По всей площадке проходило что-то наподобие трубопровода из стеклянных бутылок невообразимой формы, соединенных между собой прозрачными трубками. В нем булькала какая-то черная жидкость. На скамье возвышался сосновый гроб.

— Это первый ввод в программу Бруно, — объяснил мне Бауэрз. — И нам хотелось представить все, как можно реалистичнее. Знаете, лейтенант, ведущие программ ужасов так популярны.

— Неужели кто-то вообще смотрит эту ерунду?

— Бруно появится с минуты на минуту. Грим просто потрясающий! У него и помощник есть, девушка.

— Брунхильда?

— Как вы догадались?

— Интуиция, — самодовольно ответил я.

Он оглянулся и понизил голос почти до шепота:

— Открою вам маленький секрет, лейтенант. На самом деле Брунхильда — это Пенелопа Калторп.

— Да что вы говорите?

— Да, — с воодушевлением прошептал он. — Но это секрет, лейтенант.

— Ладно, так и быть, не проболтаюсь. А кто такая Пенелопа Калторп?

Он с недоумением посмотрел на меня.

— Вы шутите? Вы что, никогда не слышали о сестрах Калторп?

И тут я вспомнил — хотя лучше бы не вспоминал.

— Боже, только не они! — взмолился я. — Только не сестры Калторп! Эти сумасбродные идиотки из высшего общества — разгильдяйка Пенелопа и любительница всяческих розыгрышей Пруденс!

— Я вижу, вы их знаете, — произнес довольный Бауэрз.

Меня аж передернуло.

— Покажите мне того полицейского, который не знает Пруденс Калторп. Только произнесите ее имя, и вся полиция на ногах. Это именно она заорала «Спасайся, кто может!» на сессии ООН, а потом швырнула дымовую шашку прямо в делегатов и попала в голову руководителя русской делегации. Специальному уполномоченному нью-йоркской полиции пришлось целую неделю объясняться по поводу того, почему ее не казнили, но русских он так и не убедил.

Бауэрз довольно разулыбался.

— Вот видите, какая у них прекрасная реклама!

— В Лос-Анджелесе полгода назад, — мрачно продолжал я, — они наняли трейлер, среди бела дня заехали на автостраду и перегородили дорогу. После этого Пруденс начала бить в барабан, а Пенелопа исполнять танец живота. Ну, а в довершение ко всему устроила стриптиз, швыряя свою одежду в полицейских, которые приехали, чтобы их арестовать. Милочка Пруденс незаметно сунула свои трусики в карман одному лейтенанту, пока тот силком тащил ее в машину. И когда встретили их репортеры, она заявила, что лейтенант ее изнасиловал, и в качестве доказательства предъявила свои трусики.

— Да, что ни говори, а пошутить они любят, — кивнул управляющий. — Вы же знаете, они входят в десятку самых богатых женщин страны. Я польщен тем, что Пенелопа согласилась работать в нашей студии.

— Рад за вас, — сказал я. — Но она бы лучше купила ее.

Бауэрз уже не слушал меня.

— Вот они, — воскликнул он и снова посмотрел на часы.

Появился Бруно, высокий и худой, одетый в длинную черную мантию до пят. Гримеры действительно поработали на славу — вместо правого глаза зияла глазница, передних зубов не было, зато торчало два клыка, заходящих за нижнюю губу. И, наконец, поперек горла краснел шрам, как бы наспех зашитый черными нитками. Да, не хотел бы я встретиться с ним, даже с живым!

На голове у Брунхильды красовался шлем викинга, а вместо рогов с обеих сторон были приделаны кулаки, очень похожие на настоящие. Она была закутана в белый шелк и подпоясана железной цепью с огромными зубами. Рыжеволосая, с восхитительными ножками и, наверное, на мордашку ничего, но, чтобы выяснить это, понадобилось бы смыть грим.

Бауэрз снова глянул на часы.

— Еще минута, — пробормотал он.

— А кто в гробу? — спросил я. — Случайно, не труп, сбежавший от Чарли?

— Бутафория, — бросил он. — Прошу вас, не разговаривайте, лейтенант!

В студии вдруг воцарилась тишина. Бруно занял свое место за скамьей, Брунхильда встала рядом с ним. Камера приблизилась, чтобы снимать крупным планом. Я посмотрел на экран монитора и увидел, что загорелось название «Пасынок Франкенштейна». Послышалась какая-то таинственная музыка, затем появились титры «Ведущий программы — Бруно. Его помощник — Брунхильда». Крупным планом показали лицо и плечи Бруно. Он злобно посмотрел с экрана, затем указательным пальцем дотронулся до горла.

— В следующий раз, когда закричат «Режь!», я воспользуюсь безопасной бритвой, — самодовольно прошепелявил он. Потом он наклонился вперед, уставившись на зрителей своим единственным глазом. — Не забывайте, всего один шаг, и я у вас в гостиной!

Я прикинул, что не так уж он и плох, если увлекаться всей этой ерундой. Вел программу только Бруно, Брунхильда была как бы частью декораций. Два или три раза звучало обращение «Наш маленький монстр», который, вероятно, жил в гробу. Наверняка, гроб был кульминацией — так и оказалось.

— Он самое дорогое из всего, что у нас есть, — как бы по секрету сообщил телезрителям Бруно. — Наш шедевр, и мы так любим его. Мы задумывали, правда, кое-что другое, но такой уж он, получился. Знаете, перепутали формулу, но ничего страшного. Он такой милый… — Он обернулся к Брунхильде: — Открой крышку, дорогая, пусть наши друзья сами убедятся. Да и потом, если мы не можем спать, то почему бы и им не присоединиться к нам?