«Любезная миссис Гонсам! Я уезжаю в Лондон с поездом, который отходит в 3 ч. 30 м., и никогда больше сюда не вернусь. Я оставил у Джонса пару сапог, которым необходимо сделать новые носки; пожалуйста, возьмите их; кроме того, на прошлой неделе мне не вернули от прачки одну ночную рубашку с меткой Д. Если пришлют из театра справляться обо мне, то пошлите их всех к черту и передайте им мой совет — взять железных актеров, если они хотят заставлять учить по шестнадцать ролей в неделю. Ваш покорный слуга Д.».
У меня сразу отлегло от сердца, когда я прочел это письмо, но на режиссера оно, очевидно, произвело совершенно обратное действие. Оправившись от испуга, он начал высказывать свое мнение насчет старика, повторить которое я не решаюсь. Одно могу сказать, что это была сплошная ругань и самая площадная брань.
Наш первый любовник, глаз которого начал уже поправляться, все еще ничего не делал, пользуясь нездоровьем.
Он был в полной уверенности, что и на этот раз будет сидеть в первом ряду и под шумок смеяться над игрой «знаменитости», но тут как назло его заставили играть все роли сбежавшего старика.
Конечно, это пришлось ему не по вкусу, и он страшно ругается. Не дай бог теперь подойти к нему и осведомиться о его здоровье, он готов убить этого человека. На будущей неделе приезжает другой актер на роли первых стариков, но тогда уже будет слишком поздно — наша знаменитость уедет, и такой тяжелой работы уже не будет».
Глава XVI
Взгляд на сценическое искусство
С тех пор как поступил в эту странствующую труппу, я написал Джиму два письма: одно после отъезда нашей знаменитости в другой город, а второе — две недели спустя.
«…Уехал в субботу. Пока он у нас гастролировал, театр все время был битком набит, да и неудивительно.
Ты не можешь себе представить, какое наслаждение для невежественных, заброшенных в глуши провинциалов видеть игру настоящего актера. Неудивительно, что провинциальная публика совершенно равнодушно относится к театрам, когда ей под видом сценического искусства преподносят одни только грубые шутки и плоские остроты. Меня всегда возмущает, когда ничего не смыслящие в этом отношении люди с апломбом заявляют, что провинция служит отличной образовательной и подготовительной школой для молодых актеров. По моему мнению, стоит только два месяца поиграть в провинциальной труппе, чтобы убить в себе даже существующие до тех пор способности к сценическому искусству. По большей части, вас так заваливают работой, даже совсем не относящейся к игре, что у вас едва хватает времени, чтобы, как попугай, заучить роль; но даже если у вас и есть достаточно времени, чтобы вдуматься в роль и изобразить из данной роли оригинальный, самостоятельный характер, то делать это, во всяком случае, бесполезно. Вам все равно не позволят проводить свои взгляды и идеи в исполнении роли. Если вы хотите
Но приехавший из Лондона знаменитый актер сразу преобразил всех нас. Он как будто вдохновил каждого из нас и заразил своим талантом, потому что все мы играли при нем не в пример лучше, чем без него. Я в первый раз играл с настоящим актером, испытывал совершенно новое, незнакомое чувство и могу, не хвастаясь сказать, что играл несравненно лучше. Мне казалось, что я заразился от него энергией и страстностью, начал
Вот самое важное, о чем в первую очередь должен заботиться и к чему должен стремиться каждый актер.
Многие люди говорят, что надо «быть тем характером, который изображаешь на сцене». Это заведомый абсурд, и ни один здравомыслящий человек не станет серьезно советовать подобные глупости. Представь себе целую труппу, забывшую, что она играет на сцене, и воображающую себя людьми, которых ей поручено олицетворять. Конечно, они станут говорить и делать только то, что им покажется естественным, и
— Милостивые государи и милостивые государыни! Я должен извиниться перед вами за то, что сегодня моя труппа не может в полном составе участвовать в представлении. Вчерашнее исполнение актерами своих ролей было так реально, что сегодня в живых остались только комик и актер для всякого амплуа. Но в нашем распоряжении имеется много трупов, поэтому при помощи их, а также при благосклонном участии вышеупомянутых двух актеров мы сделаем со своей стороны все возможное.
Даже изучая и репетируя роль в своей комнате, никто не должен ни на один момент стараться отождествлять себя с олицетворяемым лицом. Даже самые великие актеры, создавая характер, никогда не забываются и не воображают себя кем-то другим. Одни только сумасшедшие могут думать, что они не то, что есть на самом деле, а какие-то фантастические личности. Но ведь сумасшедший — больной человек со страшно развитым воображением и большой впечатлительностью, благодаря которым он может понимать и проникать во все человеческие мысли и чувства, поэтому, нарисовав в своем воображении характер человека, которого хочет олицетворять, он может проследить все нюансы ума этой воображаемой личности, при всех возможных обстоятельствах и положениях.
Но такая впечатлительность не годится для сцены. На театральной сцене должен господствовать ум, свободный от всех подобных безумных идей. Все, что нужно для хорошей игры, так это — точное повторение того, что выучено у себя дома, и затем полное хладнокровие и хорошая память с того момента, как поднят занавес. Конечно, актер должен чувствовать, что играет. Чувство есть душа сценического искусства, она увлекает зрителя; это тот огонь, который Афродита вдохнула в Пигмалиона. Но это чувство скорее дело памяти, чем всего остального…»
В другом письме я писал:
«…Прошлую пятницу меня много вызывали. Я играл ту же роль, в которой нашему первому любовнику подбили и испортили глаз, а он играл роль злодея, который хочет зарезать меня во сне (резонер ушел от нас после такого несчастья). Все шло очень гладко; я лежал на кушетке в глубине сцены, а он подкрадывался ко мне с ножом в руках. Я лежал как ни в чем не бывало и ждал только реплики, чтобы вскочить, как вдруг открыл глаза и увидел наклонившегося надо мною Р. Может быть, и вправду я совершил по отношению к нему какую-нибудь несправедливость?